Одиссея батьки Махно

— Кто его выдал? — и записывал доносчика замусоленным карандашом в свою тетрадь. Никто из доносчиков не миновал левкиного подвала, пыток и сабли. А трупы их отвозили за село, на скотомогильник, и выбрасывали на съеденье одичавшим собакам и зажиревшим за войну воронам. Голик гордился своей работой и под пьяную руку хвастался: — Я тружусь для будущего. Теперь если отступим, то в Гуляйполе ни одна подлюка не тявкнет. Всех повыведу. — И хотя Голик «выводил подлюк», его и честные многие побаивались: кат.

В начале февраля вернулся из Харькова Белаш, прибыл на подаренном главнокомандующем бронепоезде «Спартак». Махно радовался такому приобретению, как ребёнок, облазил все башни, хватал ручки пулемётов, прицеливался, крутил рукоятки у пушек. Приехал с Белашом и злополучный Чередняк, освобождённый из-под ареста по личной просьбе батьки Махно. Это льстило Нестору: с ним считаются. Он тут же сказал Чередняку:

— Будешь у меня полком командовать.

— Спасибо за назначение, Нестор Иванович.

— У нас командиров не назначают, товарищ Чередняк, у нас выбирают. Но я за тебя поручусь и хлопцы выберут. Настоящие анархисты у меня в цене.

Привёз Белаш и анархистскую литературу, и не успел Махно открыть первую брошюру, как начальник штаба расстелил перед ним газету «Известия»:

— Вот прочти то, что я отчеркнул карандашом. Это про нас.

Нестор по привычке стал читать вслух, тем более что тут были все адъютанты и Марченко:

— ...Гнездом скрытого революционного брожения в дни реакции Скоропадского было Гуляйполе. Здесь с июля 1918 года начала действовать маленькая группа революционеров под начальством батьки Махно. В состав её входили левые социалисты-революционеры, анархисты, но главной силой в них, конечно, были коммунисты...

— Чего, чего? — вытаращил глаза Марченко. — Какие коммунисты?

— Что? Так и насписано? — возмутился Лепетченко.

— Так напечатано, Саша, — ответил Махно. — Вроде и похвалили в центральной газете и тут же всё приписали коммунистам. Группа маленькая, но «главной силой» были коммунисты. Хэх! Которыми там и не пахло. А ты что думаешь, Виктор Фёдорович, к чему эта брехня?

— Я полагаю, показать, что и большевики у нас «пахали», но в подтексте тебе намёк записаться в большевики.

— Ну уж дудки. Этого не дождутся. Но какие наглецы. А? Вот и верь теперь советским газетам.

— Ты посмотри, Нестор Иванович, вот брошюрку Карелина. Мне кажется, её надо по всем полкам и ротам распространить.

— А ты сколько привёз?

— Около тысячи экземпляров. Карелин популярно разоблачает роль государства с анархистских позиций.

— Так. Это уже видно по названию, — сказал Махно, беря в руки брошюрку. — «Государство и анархисты», ну-ка заглянем. Так. Ого. Слышь-ка! «Государство — это шайка разбойников на работе», — Нестор расхохотался. — И впрямь очень доходчиво. «Свобода и государство несовместимы... Свобода мыслима только в безвластном обществе...» А что, Виктор Фёдорович, ты прав, такая брошюра должна быть в каждом взводе и в каждом эскадроне. И поскольку много бойцов неграмотных, надо посоветовать командирам читать её вслух. А то ведь многие об анархизме не имеют представления. А тут я вижу есть ссылки на Кропоткина и даже на Толстого. Доживи Лев Николаевич до наших дней, он наверняка бы стал анархистом.

— То, что пишут «Известия» о нас, это пустяки, — сказал Белаш. — Ты помнишь Манифест рабоче-крестьянского правительства Украины от 29 ноября прошлого года?

— Помню, конечно.

— Там шестой пункт гласил: «Все земли помещиков, со всем живым и мёртвым инвентарём должны быть немедленно отобраны у них и безвозмездно переданы крестьянам». Так?

— Так.

— И подписали тот манифест товарищи Пятаков, Ворошилов, Сергеев, Аверин и Затонский. Прошло всего два месяца, 28 января 1919 правительство возглавил Христиан Раковский и первым долгом выдал на гора Декрет, по которому все крупные хозяйства закрепляются за государством, а все ранее самовольно захваченные земли, заметь, «самовольно захваченные», и инвентарь отбираются уземотделами и поступают в распоряжение государства же, и на этих землях будут организовываться советские хозяйства, то бишь совхозы.

— Это что? Действительно так?

— На вот, читай и Манифест тот, и Декрет нынешний.

Махно прочёл вслух оба документа, выматерился:

— Они что там, белены объелись?

— Не объелись, я уверен, без согласования с Москвой Раковский не посмел бы выпустить такой декрет.

— Так у нас же вся армия разбежится, она же на три четверти из крестьян. Надо что-то делать. Как я буду крестьянам в глаза смотреть?

— Я думаю, Нестор, надо собрать съезд повстанцев, рабочих и крестьян. И пусть они, а не мы с тобой, дают оценку действиям правительства Раковского. И если ты публично на съезде отмежуешься от такой земельной политики, наша армия, наоборот, будет увеличиваться (Белаш усмехнулся) даже за счёт той же Красной Армии.

— Не хотелось бы пока ссориться с большевиками, худо-бедно, а оружие и патроны подбрасывают, даже вот бронепоезд подарили. У Деникина-то и рожна на выпросишь.