Строго говоря, если исходить из предположения, что распространение языков соотносится с экспансией говорящих на них народов, гипотеза распространения праиндоевропейского языка из Анатолии в период неолита не выдерживает критики: анатолийцы не принесли свои гены в долину Инда, где гены первых земледельцев из региона, расположенного восточнее, в Иране (у горной системы Загрос), впоследствии смешались с генами популяций, пришедших с севера. Кстати, баски, чей язык не принадлежит к индоевропейской семье, генетически отчасти происходят от анатолийцев времен неолита.
Придерживаясь того же условия одновременного распространения генов и языков, рассмотрим вторую гипотезу: в бронзовом веке люди с востока Кавказа принесли индоевропейские языки в Южную и Восточную Европу (на Алтай они, вероятно, принесли ныне исчезнувшие тохарские языки, также относившиеся к индоевропейским). У этой гипотезы также есть недостаток. В геноме хеттов, говоривших на индоевропейском языке, гены популяций с востока Кавказа не обнаружены.
Следовательно, гипотеза об одновременном распространении языков и популяций остается гипотезой с некоторыми оговорками. Вполне можно предположить и анатолийское происхождение индоевропейского праязыка, его культурное распространение к Загросу, затем миграцию людей и языка в сторону Индии. И наоборот, в эпоху неолита люди из Анатолии могли мигрировать на запад, дойти до земель басков, но языкового замещения там не произошло.
Хотя в глобальном масштабе работы по генетике и лингвистике указывают на связь между распространением генов и языков (что можно считать аргументом в пользу одновременной миграции народов и языков), из этого общего правила есть и важные исключения. Например, население Турции говорит на тюркском языке, хотя генетически оно ближе к народам Ближнего Востока, чем к другим тюркоязычным народам от Турции до Алтая. Здесь языковое замещение произошло без миграции генов. Кроме того, попытки соотнести происхождение индоевропейского праязыка с одной-единственной популяцией, возможно, сами по себе говорят об упрощенном видении проблемы. Продолжайте работу, исследователи!
3000 лет до н. э.
Встреча пигмеев с банту
И в Европе, и на Ближнем Востоке, и в Центральной Азии появление земледельцев в корне изменило жизнь местного населения. Но как происходили эти встречи? Сопровождались ли они насилием? В какой-то степени ответ на этот вопрос дает африканский пример: приход банту на территорию пигмеев 5000 лет назад.
В то время в Центральную Африку прибывали новые народы, приносившие с собой новую систему земледелия — подсечно-огневую. Говорили они на языках банту, и местом их происхождения была территория нынешнего Камеруна. Впоследствии они быстро распространились по всей Африке — настолько, что между носителями банту из Габона и из Мозамбика нет существенных генетических различий. В тот же период популяции пигмеев, прежде занимавшие обширную смежную территорию, разделились на группы. Учитывая совпадение двух этих событий, можно предположить, что расселение банту в Центральной Африке повлекло за собой дробление популяций пигмеев. Аналогично тому, что происходило в Европе и Азии, впоследствии популяции пигмеев обменивались генами с соседними популяциями земледельцев.
Одним из результатов нашего исследования, о котором я уже говорила, стало доказательство асимметричных обменов между пигмеями и их соседями. Мы наблюдали приток генов земледельцев у пигмеев, но приток генов пигмеев у земледельцев оказался незначительным. Если вспомнить, что известно этнологам об этих двух группах, такой результат не может не удивлять: действительно, совершенно исключено, чтобы пигмей женился на женщине из популяции земледельцев, тогда как брак между земледельцем и пигмейкой, хотя и редкость, все же приемлем с практической точки зрения. Даже если оставить в стороне вопрос привлекательности, эти женщины считаются плодовитыми, и за них приходится платить меньший выкуп.
В подобных обществах женщина традиционно отправляется жить к мужу. Следовательно, если деревенский житель женится на пигмейке, она перебирается в деревню земледельцев. Приток генов должен идти от пигмеев к непигмеям, но генетические данные указывают на обратное. Причина этого парадокса проста: пигмейская женщина или ее дети рано или поздно почти всегда возвращаются к своим. Дело в том, что деревенские жители презирают пигмеев. И потому, разводится ли пигмейка с мужем и возвращается вместе с детьми в общину пигмеев или же уходят только ее дети, «земледельческие» гены, носителями которых они становятся, в конце концов оказываются у пигмеев.