Одиссея Грина

Прималюкс Раскинсон, его главный оппонент, провел энергичное исследование, когда Люскус объявил наименование своей новой философии. Раскинсон триумфально объявил, что Люскус заимствовал фразу из забытого ныне сленга, распространенного в середине двадцатого века.

Люскус на следующий же день сказал в фидоинтервью, что Раскинсон — довольно поверхностный ученый, чего, впрочем, и следовало от него ожидать.

«Гоу-гоу» взято из языка готтентотов, где это выражение означает «всматриваться», то есть глядеть до тех пор, пока что-то в предмете (в данном случае — работе художника) не станет явственно видимым.

Критики встали в очередь, чтобы вступить в эту школу. Раскинсон начал было подумывать о самоубийстве, но вместо этого обвинил Люскуса в том, что тот всю жизнь стремился урвать кусок пожирнее.

Люскус по фидо ответил, что его жизнь — это его жизнь, и что Раскинсону грозит иск за попытку вторжения в частную жизнь. Он, правда, обеспокоен этим не больше, чем человек, которому докучает комар.

— Что это еще за комар? — разом спросили миллионы зрителей. — Этим умникам не мешало бы говорить на более понятном языке.

Голос Люскуса на минуту слабеет, а комментаторы тем временем разъясняют слово, взглянув на появившееся на мониторе определение, которое тот выкопал из энциклопедии фидостанции.

Люскус пожинал плоды новизны школы «Гоу-гоу» два полных года.

Затем он восстановил свой слегка пошатнувшийся престиж с помощью философии тотипотентного человека. Она завоевала такую популярность, что Бюро Культуры и Отдыха зарезервировало на полтора года один час в день для программы тотипотентности.

Комментарий дедушки Виннегана, записанный в его «Отдельных высказываниях»:

Что сказать о тотипотентном человеке, этом апофеозе индивидуализма и психосоматического развития, демократичном сверхчеловеке, так навязываемом Рексом Люскусом, сексуально-одностороннем?

Бедный старый Дядюшка Сэм! Он старается придать многоликости своих граждан однообразный стабильный облик, чтобы легче было управлять ими. И в то же время старается поощрять всех и каждого к потаканию индивидуальным наклонностям. Каково? Бедный старый шизофреник: мосластый, с трясущимся подбородком, овечьим сердцем и высохшими мозгами! Воистину, левая рука не ведает, что творит правая. Вернее, правая рука не ведает, что творит левая.

— Что сказать о тотипотентном человеке? — спрашивает Люскус ведущего в четвертой передаче «Лекции Люскуса». — Как он конфликтует с современным духом времени? Никак. Тотипотентный человек — необходимость наших дней. Он должен явиться ранее, чем наступит Золотой Век. Как можно достичь Утопии, если нет утопийцев, как можно достичь Золотого Века с людьми Бронзового?

Это был тот памятный день, когда Люскус говорил про пеллюсидарное преломление. И тем самым сделал Чайбайабоса Виннегана известным. И совсем не случайно одержал крупнейшую победу над своими оппонентами.

— Пеллюсидарное? Преломление? — бормотал Раскинсон. — О господи, что еще выдумал этот балабон?

— Мне потребуется некоторое время, чтобы объяснить, почему я употребил эти слова для описания гениальности Виннегана, — продолжает Люскус. — Прежде всего, разрешите мне сделать небольшое отступление

ОТ АРКТИКИ ДО ИЛЛИНОЙСА.

— Итак, Конфуций сказал однажды, что белый медведь не может пустить ветры на Северном полюсе, чтобы это не отозвалось ураганом в Чикаго.

Этим он хотел сказать, что все события, а следовательно, и люди, объединены неразрывными узами. То, что сделает один человек, каким бы незначительным это ни казалось, передается через эти связи и затрагивает каждого.

…Хо Чанг Ко, сидя перед фидо на тринадцатом уровне Лхасы, что в Тибете, говорит жене:

— Этот белый выскочка все наврал. Конфуций этого никогда не говорил. Ленин, сохрани нас! Я вызову его и отделаю как следует.

Его жена говорит:

— Давай, переключим канал. Сейчас показывают, заведение Пай Тинга, и…

…Нгомби, десятый уровень, Найроби:

— Здешние критики — банда черных ублюдков. Вот этот Люскус, он бы мгновенно разглядел мою гениальность. Я, пожалуй, эмигрирую завтра же утром.

Жена:

— Ты мог бы, по крайней мере, спросить меня, хочу ли я ехать! А как же дети… мама… друзья… собака?.. — И так далее, под ночным небом забывшей о львах самосветящейся Африки…