Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

Земским деятелям было предложено подготовить предложения для готовящейся

новой редакции закона «О земском самоуправлении». В соответствии с ним будет

выработано новое положение о выборах в земские органы, в том числе будут введен новый

цензовый регламент, как для выборщиков, так и для избираемых.

Земское самоуправление будет введено на всей территории страны, включая Казачьи

края, области и земли, за исключением ряда юго-азиатских областей, Привисленского края

и Финляндии. Председателем Всероссийского Земского совета по предложению Государя

был избран князь Вяземский. Дмитрий Николаевич Шипов стал Секретарем исполкома

ВЗС, а его товарищем - граф Петр Александрович Гейден.

***

Сказать, что столичное, да и не только, общество было изрядно возбуждено итогами

Земского съезда, значит - ничего не сказать. При этом главными критиками его решений

были в первую очередь крайне правые и крайне левые. Но поделать с тем, что маховик

реформы российского села был уже запущен – ничего не смогли. Первые лишь дали Плеве

возможность пополнить свою коллекцию «жемчужин перлюстрации», а вторые – повод к

закрытию нескольких, особо критиканствующих газет. Типа «Вестника знания» Битнера,

34

«Руси» с ее «Сельскохозяйственным листком», «Нашей жизни» и «Сына отечества». Едва

избежали этого и «Биржевые ведомости» Проппера, вынужденного сменить главреда.

Склока же в самом благородном семействе России была страшная. Матушка и дядья

сперва вызвали Николая «на ковер» в Аничков. Однако он, сославшись на нездоровье, туда

не поехал. Отправляться же всем вместе к нему без приглашения, было не положено. Да и

не комильфо. Поэтому Мария Федоровна первым послала для выяснения отношений с

венценосным «блудным сыном» наиболее близкого к нему из дядюшек - Великого князя

Сергея Александровича, примчавшегося по такому случаю из Первопрестольной.

Наговорившись вдрызг, дядя Сергей покинул кабинет племянника строевым шагом,

громыхнул дверью, и даже не появившись в Аничковом, отбыл в Москву. После чего с

Николаем не общался три месяца. Следующими получили окорот Сандро и Николаша.

Первый – вежливо и корректно, без шума, крика и прочего гама. А второй – громко,

суетно, с тремя уходами и приходами, с угрозой немедленно застрелиться и тому

подобной визгливой ерундой. На следующее утро, страшно не выспавшийся и оттого злой,

Николай прибыл на званый завтрак, или, правильнее сказать «на стрелку», во дворец

Владимира Александровича, где, кроме хозяина с супругой, его ждала и засада в лице

вдовствующей Императрицы и Великого князя Михаила Николаевича.

Подробностей этой «августейшей корриды» Вадик так и не узнал. Николаю говорить

об этом было неприятно, а самого его царь предусмотрительно попросил несколько дней

не высовываться из химлаборатории. И лишь Ольга Александровна потом обмолвилась,

что брат как-то сказал ей о том разговоре: «Многое висело на волоске, и если бы не

неожиданные слова Михаила Николаевича про то, что «мир меняется, и, возможно, не все

новое есть дурное, только не всем сие видимо», я бы тогда мог дать слабину». Мать и

Владимир Александрович с тетушкой Михень едва не уломали его на «задний ход».

Почему патриарх семьи Романовых внезапно поддержал «реформаторский зуд»

Николая, никто так и не узнал. Эту тайну он через четыре года унес с собой в склеп.

Возможно, дело было в том, что он с уважением относился ко многому, что в свое время

делал, но так и не успел довести до ума, Александр II? Кто знает…

***

Первым к микрофонам, установленным на перилах трибуны у Адмиральской

пристани Владивостокского порта, подошел командующий Маньчжурской армией

генерал-адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг.

Несколько секунд бравый фельдмаршал, нахмурив густые брови и всем своим видом

давая собравшимся прочувствовать вкус момента, пристально всматривался в лица

офицеров стоящих перед ним. И вдруг, слегка искаженный несовершенством усилителя,

громовыми раскатами загудел на всю набережную через четыре громкоговорителя его

зычный голос: «С Победой Вас, Русские Воины! Войне – конец! Ура!»

Ответное «Урра-а-а!!!», исторгнутое снизу тысячами глоток, мгновенно подавило

мощь всей лейковской электроники, которая, кстати говоря, до этого путешествовала к

Токио и обратно на борту рудневского флагмана, на случай если бы пришлось заниматься

массовой информацией и пропагандой при вступлении в японскую столицу. Но там, слава

Богу, обошлось. Не пригодилась…

Не любитель цветистых фраз, Оскар Казимирович, говорил четко и размеренно. Как

команды рубя короткие фразы. Вначале он поблагодарил моряков за всю ту боевую работу,

без которой успехи армии, как под Артуром, так и под Токио, просто были немыслимы.

Затем особую хвалу воздал офицерам и солдатам Щербачева. И это понятно: сам

гвардейский офицер и генерал «со стажем», он особо внимательно следил за боевыми

успехами гвардейцев. После чего, упомянув о решении Государя из особо отличившихся

во время боев на Квантуне, в Маньчжурии и в Японии воинов сформировать несколько

новых гвардейских частей, отметил, что списки кандидатов в гвардию он с дозволения

Императора будет рассматривать лично.

35