Одиссея капитана Балка. Дилогия (СИ)

— Ага. Был! Как званый мирный августейший гость. И чудом уцелел. А у него было все! Были корабли и солдаты шести держав. Было право быть неукротимым воином и суровым судьей! — усы Вильгельма грозно вздернулись, вены на висках вздулись, ноздри трепетали как у рыцарского коня в воротах ристалища, а глаза изливали неукротимый, праведный гнев. То ли на отвратительных бестий — азиатов, то ли на опального беднягу фельдмаршала, то ли на кузена Николая, столь бесцеремонно прервавшего, возможно, один из самых гениальных застольных экспромтов кайзера, из-за проблемы недопущения которых в печать канцлер Бюлов поимел инсульт, слава Богу, не смертельный, статс-секретарь МИДа Рихтгофен скончался от инфаркта, а давний друг и советчик Вильгельма принц Филипп фон Эйленбург превратился в пугливого, затравленного неврастеника…

— Да я не об этом, Вилли. Понимаешь, они ведь вовсе не варвары. И тем более не звери. Они — просто другие. И сами со своей стороны как на варваров смотрят на НАС. Варваров жадных, жестоких и двуличных. Вот в чем дело.

— ЧТО!? Желтые коротышки не вар… Нет, Ники! Нет! Ты здоров ли!? Это же не люди! То есть, не вполне люди, они же — как кровожадные животные. Они же… — Вильгельм, казалось, форменно обалдел от услышанной из уст царя чудовищной ереси.

— Милый кузен… Бога ради не распаляй себя так. Прости, что сам того не желая взбудоражил тебя. Не стоит нервничать из-за таких пустяков. Прозит… — Николай быстро разрядил обстановку самым проверенным способом.

— Ух!.. Райское блаженство! Черт! Как это твои научились делать его лучше галлов? Мои сколько не бьются — все без толку! Хоть, ты знаешь, я не особый ценитель крепких напитков, но ЭТО действительно божественно…

— Горы и солнце, дорогой мой Вилли. Теплый морской воздух и южное солнце Араратской долины. Подвалы старой крепости в Эривани. И еще человеческий труд и талант. Хочешь, я тебя познакомлю. И даже все покажу там… Если по вкусу — скажи, сколько нужно ко Двору, пришлем. Только не поминай нечистого всуе… Господи, прости, — Николай набожно перекрестился.

— Конечно, Ники! Я поручу старшему Эйленбургу, пусть определятся. И пусть в Париже завидуют! А в Крыму я давно хотел побывать. Я, кстати, наслышан о роскошных крымских виноградниках. Даже канальи-галлы это признают. И, в конце концов, будет здорово, если мои поучатся. Может быть, и у них выйдет что-то путное.

— Вот только лукавить не надо, дорогой Вилли! Напрашиваешься на комплименты в отношении твоего превосходного рейнского? Или это такая очередная тевтонская военная хитрость? И не надейся. Мешать мы сегодня их не будем. Кстати, российская Армения это не Крым, хотя и не так далеко. А в Крыму мы с тобой непременно воздадим должное великолепным винам и шампанскому. Буду счастлив принять тебя в Ливадии, — Николай вежливо поправил Вильгельма, — Так на чем ты меня перебил?

— На макаках, Ники. И все-таки, давай-ка еще по одной…

— Да. Конечно. Но пока на этом остановимся, договорились? — Николай поднял свою рюмку, и, чокаясь с кузеном, подумал: «А Банщиков и тут оказался прав, со своей наукой — психологией. Удалось перебить его настрой на эмоциональном взлете — и точно! Сдулся как проколотый мяч для футбола! Значит, скоро дозреет и для серьезного разговора… Страшно подумать, ТАМ это преподают в университетах…»

— Значит, на макаках… А почему, собственно, на макаках? Просто нам, европейцам и христианам, привычно считать безусловно враждебным то, что мы не в силах, или не хотим понять. Объявлять это ересью, ходить в крестовые походы, резать, сжигать на кострах, четвертовать. По своему лишь внутреннему убеждению ставить не похожих на нас априори ниже себя, награждать унизительными кличками.

Только правильно ли мы поступаем? В наших ли интересах такая высокомерная зашоренность и спесь, не ослабляем ли мы этим собственную позицию?

Перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, разве все, о чем я говорю — это не так? Мы объективно обязаны были куда серьезнее относиться к народам Востока еще до того, как начали там свои предприятия. Другое дело, что от смены нашего к ним отношения, они пока не перестанут быть нашими противниками или даже врагами. Но к противнику нужно присматриваться серьезно, чтобы понимать чего он хочет и на что способен. Возможно, это со временем поможет нам научиться мирно жить под одной крышей.

Я ведь совершенно искренне полагал, что японцы никогда не нападут на Россию. И что? Война, знаешь ли, лучше розог всех учителей вколачивает серьезное отношение к противнику. Пулями и снарядами. И уж коли ты сам начал с Востока, позволь мне кое-что порассказать тебе из того, что я сумел узнать и понять за те месяцы, что мы с тобою не виделись. За месяцы не праздности и довольства, поверь мне, а неожиданного и сурового испытания. Вернее, испытаний…

Но сначала, давай, пойдем, покурим на балкон, на ветерок. А то — жарковато тут. Солнце печет сегодня немилосердно, почти как в тропиках.