Одиссея капитана Блада

Они уже высадили на берег по меньшей мере вдвое больше людей.
Адмирал был изумлен, но изумление его значительно увеличилось бы, если
бы ему сказали, что на берегу острова Лас Паломас нет ни одного корсара и ни
одной пушки. Дон Мигель не мог догадаться, что пироги возили одних и тех же
людей: при поездке на берег они сидели и стояли в лодках, а при возвращении
на корабли лежали на дне лодок, и поэтому со стороны казалось, что в лодках
нет никого.
Возрастающий страх испанской солдатни перед неизбежной кровавой
схваткой начал передаваться и адмиралу.
Испанцы боялись ночной атаки, так как им уже стало известно, что у
этого кошмарного капитана Блада оказалось вдвое больше сил, нежели было
прежде.

И в сумерках испанцы наконец сделали то, на что так рассчитывал капитан

Блад: они приняли именно те самые меры для отражения атаки с суши,
подготовка к которой была столь основательно симулирована пиратами. Испанцы
работали как проклятые, перетаскивая громоздкие пушки, установленные так,
чтобы полностью простреливать узкий проход к морю.
Со стонами и криками, обливаясь потом, подстегиваемые грозной бранью и
плетками своих офицеров, в лихорадочной спешке и панике перетаскивали они
через всю территорию форта на сторону, обращенную к суше, свои тяжелые
пушки. Их нужно было установить заново. Чтобы подготовиться к отражению
атаки, которая могла начаться в любую минуту.
И когда наступила ночь, испанцы были уже более или менее подготовлены к
отражению атаки. Они стояли у своих пушек, смертельно страшась предстоящего
штурма. Безрассудная храбрость сумасшедших дьяволов капитана Блада давно уже
стала поговоркой на морях Мэйна…

Но, пока они ждали нападения, эскадра корсаров под прикрытием ночи,

воспользовавшись отливом, тихо подняла якоря. Нащупывая путь промерами
глубин, четыре неосвещенных корабля направились к узкому проходу в море.
Капитан Блад приказал спустить все паруса, кроме бушпритных, которые
обеспечивали движение кораблей и были выкрашены в черный цвет.
Впереди борт о борт шли "Элизабет" и "Инфанта". Когда они почти
поравнялись с фортом, испанцы, целиком поглощенные наблюдениями за
противоположной стороной, заметили в темноте неясные очертания кораблей и
услышали тихий плеск рассекаемых волн и журчание кильватерных струй. И тут в
ночном воздухе раздался такой взрыв бессильной человеческой ярости, какого,
вероятно, не слышали со дня вавилонского столпотворения note 62.
Чтобы умножить замешательство среди испанцев, "Элизабет" в ту минуту,
когда быстрый отлив проносил ее мимо, произвела по форту залп из всех своих
пушек левого борта.
Тут только адмирал понял, что его одурачили и что птичка благополучно
улетает из клетки, хотя он еще не мог сообразить, как это произошло. В

неистовом гневе дон Мигель приказал перенести на старые места только что и с

таким трудом снятые оттуда пушки. Он погнал канониров на те слабенькие
батареи, которые из всего его мощного, но пока бесполезного вооружения одни
охраняли проход в море. Потеряв еще несколько драгоценных минут, эти батареи
наконец открыли огонь.
В ответ прогремел ужасающей силы бортовой залп "Арабеллы", поднимавшей
все свои паруса. Взбешенные испанцы на мгновение увидели ее красный корпус,
освещенный огромной вспышкой огня. Скрип фалов note 63 утонул в грохоте залпа,
и "Арабелла" исчезла, как призрак.
Скрывшись в благоприятствующую им темноту, куда беспорядочно и наугад
стреляли мелкокалиберные испанские пушки, уходящие корабли, чтобы не выдать
своего местоположения растерявшимся и одураченным испанцам, не произвели
больше ни одного выстрела.
Повреждения, нанесенные кораблям корсаров, были незначительны.
Подгоняемая хорошим южным бризом, эскадра Блада миновала узкий проход и
вышла в море.
А дон Мигель, оставшись на острове, мучительно переживал казавшуюся

такой прекрасной, но, увы, уже утраченную возможность расквитаться с Бладом

и думал о том, какими словами он доложит высшему совету католического короля
обстоятельства ухода Питера Блада из Маракайбо с двумя двадцатипушечными
фрегатами, ранее принадлежавшими Испании, не говоря уже о двухстах
пятидесяти тысячах песо и всякой другой добыче. Блад ушел, несмотря на то
что у дона Мигеля было четыре галиона и сильно вооруженный форт, которые
позволяли испанцам держать пиратов в прочной ловушке.
"Долг" Питера Блада стал огромным, и дон Мигель страстно поклялся перед
небом взыскать его сполна, чего бы это ему ни стоило.
Однако потери, понесенные королем Испании, этим не исчерпывались.
Вечером следующего дня у острова Аруба эскадра Блада встретила "Санто
Ниньо". Корабль на всех парусах спешил в Маракайбо на помощь дону Мигелю.
Испанцы решили вначале, что навстречу им идет победоносный флот дона Мигеля,
возвращающийся после разгрома пиратов. Когда же корабли сблизились и на

грот-мачте "Арабеллы", к величайшему разочарованию испанцев, взвился

английский вымпел, капитан "Санто Ниньо", решив, что храбрость не всегда
полезна в жизни, спустил свой флаг.
Капитан Блад приказал команде испанского корабля погрузиться в шлюпки и
отправиться на Арубу, в Маракайбо, к черту на рога или куда им только
заблагорассудится. Он был настолько великодушен, что подарил им несколько
пирог, которые все еще шли на буксире за его кораблями.