Одиссея «корабля дураков»

Было бы уместно привести цитату из книги Натальи Каревой «Восприятие цвета в произведениях изобразительного искусства». В ней говорится: «…каждый творец должен изобрести свой творческий язык, который должен быть способен отразить неосознанные и осознанные импульсы своего создателя и быть понятным зрителю. Пикассо сравнивал искусство с языком цвета, теоретическими работами по вопросу восприятия цвета, принадлежащих создателям произведений изобразительного искусства…Он считал, что непонимание зрителем языка искусства вовсе не означает отсутствие в произведении смысла. Цвет в картинах этого художника так же имеет глубокое значение. Тот факт, что целые периоды творчества Пикассо обозначены как «голубой» и «розовый», означает соотнесение зрителем содержания работ того времени с их основной цветовой гаммой. Сам художник так объясняет это цветовое доминирование: «Я погрузился в синий цвет, когда понял, что Касагемас мертв». Синий по всей видимости, стал для художника способом выразить опустошение после смерти близкого друга. Персонажи картин «голубого» периода Пикассо не смотрят друг на друга, их взоры обращены в пустоту, уже не надеясь обрести счастье и замкнувшись в своей скорби. Синий, таким образом, выступает как цвет духовного одиночества человека, отрешенного от реальной жизни с ее радостями. Как это было показано ранее, в творчестве Метерлинка синий цвет также символизировал выход за пределы реальности, ведь Синию Птицу Счастья так и не удалось поймать, как не достижимый идеал. Однако там эта нереальность была позитивной. Рембо также вывел синий цвет в некое высшее безмолвное пространство».

Например, всемирно известный художник Василий Кандинский желал расширить границы живописи. На самом деле он был не только художником, но и поэтом, сценаристом, также искусно играл на фортепиано и виолончели. Виолончель ассоциировалась у него с темно синим цветом. И не случайно, что в своих картинах он часто использовал этот цвет. В 1910 году он написал книгу «О духовном в искусстве», где объяснил суть цветов такими, какими он их видит в душе. Хотя виолончель для него и означала синий цвет, он сравнивал ее среднее и нижнее звучание с затемненным красным цветом. Холодный красный цвет светел, он приобретает еще больше телесности, но телесности чистой, и звучит, как чистая юношеская радость, как свежий, юный, совершенно чистый образ девушки. Этот образ можно легко передать музыкально чистым, ясным пением звуков скрипки. Он сравнивал абсолютно зеленый цвет со спокойными, протяжными, средними тонами скрипки.

В своей книге «По лабиринтам авангарда» В.С. Турчин пишет о художнике В. Кандинском: «О «музыкальности» много писал и говорил В.Кандинский, предлагая создавать живопись, которая «не иллюстрировала» музыку, но брала за основы «ее ритмы и формы». Далее В.С Турчин сообщает, что Матисс считал, что цвет – свет мозга художника… цвета обладают присущей им красотой, которую следует сохранять так же, как в музыке стремятся сохранить тембр. Художник утверждает, что в соответствии с гармонией музыки, должно создать гармонию, аккорд цветов. В 1908 году Кандинский говорил, что благодаря близости или противоречию двух цветов можно добиться необычного эффекта. Главное помнить о ритме цвета и о структуре оттенков.

Годы, проведенные в Германии, оставили след в его творчестве. После того как в Мюнхене Кандинский услышал произведение Арнольда Шенберга, он начал работу над картиной «Импрессия III (концерт)». Он пишет: «Цвет – это клавиатура, глаза – это молоточки, а душа – пианино со множеством струн. Художник – это играющий оркестр, который касается той или иной клавиши, чтобы вызвать колебания в душе».

Он желал материализовать синестезию, соединив пластику (пантомиму), краски (цветные проекторы), слово (певцов) и музыку (оркестр). Леонардо да Винчи говорил: «Музыка – сестра живописи». Ф.А. Гартман написал музыку к сценарию Кандинского «Желтый звук» (1909 год). Кандинский не смог присутствовать на премьере «Желтого звука», состоявшейся в 1914 году в Мюнхене.

В обращении Кандинского к живописи, посвящению всей жизни искусству большую роль сыграла опера Р. Вагнера «Лоэнгрин». Эта опера полностью изменила образ мышления 30-летнего юриста Кандинского. Он добивается успеха не только как художник-авангардист, но и как сценарист.