Одиссея «корабля дураков»

Долгие годы на сценическую композицию Кандинского «Желтый звук» композиторы сочиняли музыку. Однако именно музыка Альберта Шнитке покорила мир. Идея синтеза нескольких видов искусства в одном произведении не случайна. Он высоко ценил «Прометея» А. Скрябина, «Картинки с выставки» М. Мусоргского. Он говорил, что в живописи есть музыка, ее надо услышать. Немного отойдя от темы, добавлю, что после безвременной кончины близкого друга Мусоргского художника и архитектора Виктора Гартмана состоялась выставка из 400 его работ. Выставка так потрясла композитора, что для каждой картины он сочинил цикл музыкальных произведений. В цикле из 11 фортепианных пьес нашли отражение картины с выставки. Позже французский композитор Морис Равель создал оркестровку цикла, которую и сегодня исполняют на симфонических концертах. В этом творении Мусоргского заложен глубокий смысл, это произведение о жизни и смерти. Цикл начинается картиной «Гном» и заканчивается картиной «Богатырские ворота».

Вернемся к творчеству Кандинского. В своих картинах «Импровизация VII», «Композиция V», «Композиция VI», «Композиция VII» и другие он смог передать ритм и динамику фигуративными цветами. Арабский философ Аль Кинди говорил, что между отдельными цветами и мелодиями, с точки зрения вызываемых ими эмоций, существует известное соотношение.

По мнению некоторых искусствоведов, Кандинский не был синестетом. И все-таки не случайно, что краски, напоминающие хаотичный пейзаж, несут в себе глубокий смысл и цель. Картина «Композиция VII» – пик его творчества. Здесь, в основном, нашли отражение Библейские темы – судный день, райские сады. А на картине «Композиция VI», тема Всемирного потопа отражена в гармонии, пересечении геометрических линий, окружностей, цветов. Кандинский понимал, что цвета внутри различных геометрических фигур, линий могут создавать эмоции и настроения. Он настаивал, что геометрические формы желтого цвета причиняют боль глазу, как высокий звук трубы доставляет неудобство уху, в красном же много силы, страсти, энтузиазма. Он полагал, что оттенки фиолетового цвета соответствуют звучанию деревянных инструментов, а яркие цвета – медных. Ах, если бы простому зрителю удалось услышать музыку геометрических линий и цветов в его картинах.

Обратимся к мыслям видного теоретика, художника и педагога ХХ века швейцарца Иоганна Иттена: «Экспрессионисты Мунк, Кирхнер, Геккель, Нольде и художники группы «Синий всадник» (Кандинский, Марк, Макс, Клее) вновь пытались вернуть живописи ее психологическое и духовное содержание. Целью их творчества было желание выразить в цвете и форме свой внутренний духовный опыт. Кандинский начал писать беспредметные картины около 1908 года. Он утверждал, что каждый цвет обладает присущей ему духовно-выразительной ценностью, что позволяет передавать высшие эмоциональные переживания, не прибегая при этом к изображению реальных предметов. Интересно, что художники Кандинский, Марк Ротко, Адольф Вельфли, Франц Бюхлер и другие не давали название своим картинам. Например, что касается Марка Ротко, его отказ от придания смысла своим картинам путем придумывания глубокомысленных имен был сознательным. Он преследовал цель никоим образом не наталкивать зрителя на соображения об их содержании. Это довольно распространенная у абстракционистов стратегия…Картины Ротко – это не только холст и краски. Это его биография, его трагедия, его искания, пот и кровь, чувства и чувствительность, сомнения, терзания и боль, много боли». Ротко для своих картин придумывал такую формулировку: «Простое выражение сложной мысли». По этому поводу Кандинский говорил: «Возможно, было бы лучше, если бы вместо, «темно-зеленый» я писал, например, «Космические силы» или вместо «несколько кругов» – «круги бесконечности» … Вообще, я считаю названия необходимым злом, поскольку они также, как предмет, всегда ограничивают, вместо того чтобы расширять». Марсель Дюшан также поддерживал данную мысль: «Как только мы начинаем выражать свои мысли в форме слов и предложений, все искажается. Наш язык чертовски плох для этого, я пользуюсь им, потому что должен, но совершенно ему не доверяю. Мы никогда друг друга не понимаем».