Одиссея «корабля дураков»

Говорят, мода меняетcя, но музыка вечна. Музыка – единственный жанр искусства, способный менять чувства людей, уравновешивать их энергию и с точностью передавать настроения. К.Керимов тоже выражал большинство своих чувств музыкой. К способности людей усваивать музыку он относился своеобразно: «…как для того, чтобы понять и оценить красоту стихотворений Физули и Пушкина не обязательно быть поэтом, так и не обязательно быть музыкантом, чтобы понять и получать удовольствие от гениальных произведений Чайковского, Бетховена. Жизнь показывает, что если каждый человек приложит некоторые усилия для того, чтобы постепенно понять свойства симфонической музыки, то он сможет воспринять эту музыку. Не правильно полагать, что люди без музыкального образования не поймут законы музыкальной речи.

К.Керимов советует слушателям, морально не подготовленным к прослушиванию классической музыки, относится к этому делу с еще большей любовью и чуткостью. Иногда, когда понимаешь, осознаешь и благодаря труду достигаешь глубин кажущейся нам чуждой философии музыки лишь тогда и получаешь моральное удовлетворение…

Продолжу свои мысли статьей «Музыкально-исторические процессы в Азербайджане в 20-30 годы ХХ века» доктора искусствоведения, заслуженный деятель искусств Фарах Алиевой: «Узеир Гаджибеков прекрасно понимал, что цель не просто в написании произведения в европейском жанре и технике, но в воспитании слушателей, которые будут охватывать все слои азербайджанского народа, которые усвоив эту музыку, смогут понять и осознать новую музыку, присвоят ее, духовно обогатятся».

Обратимся к истине 30-х годов в книге К.Керимова: «… в начале 30-х гг., когда в нашем доме провели радиолинию и на стену повесили большой черный репродуктор, мы считали себя самыми счастливыми на свете. С утра до ночи мы слушали музыку, лившуюся из хрипящего репродуктора не дыша, словно зачарованные… Мой отец учился в Высшей партийной школе, а по окончании был переведен на партийную работу. В 30-ые годы начал работать на ответственных должностях в разных районах Азербайджана. Позже отец работал директором хлопковых заводов в Шеки и Евлахе. Когда он работал в Евлахе он отвез нас в Шушу. Здесь был дом отдыха для работников завода и детский лагерь… Шушинцы, работающие на заводе часто приглашали отца в гости. Однажды его пригласили на свадьбу. Отец и нас взял с собой. Там я впервые услышал пение Хана Шушинского. Он исполнял мугамы. Впервые в жизни я слушал мугам…

Однажды отец пригласил работников треста, где он работал, вместе с семьями на оперу «Кероглы». Это был первый случай, когда отец вел нас с мамой и Кямалом на подобный спектакль. После просмотра спектакля я в буквальном смысле слова заболел театром, не мог спать до утра… В то время кроме оперного театра в городе были Драматический Театр им. Азизбекова, Русский Драматический театр, Театр Юного Зрителя и Еврейский Театр. Я по нескольку раз был на бакинских спектаклях и вызубрил их наизусть. В особенности я выучил части из пьессы «Вагиф» и читал их дома и во дворе. Меня поэтому стали называть «артистом». Но я всегда видел себя режиссером…».