Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

А лорды-соискатели обсуждали, как погубить Телемаха. Внезапно слева от них вещей приметой пролетел орел с испуганным голубем в когтях. Амфином встал и сказал: «Друзья, наш заговор убийства Телемаха обречен на провал. Пошли лучше пировать». Они согласились с ним, и пошли во дворец Одиссея, где они бросили свои накидки на кресла и закололи овец, коз, свиней и телку. Они поджарили потроха и сняли их с огня, смешали вино в чаше. Свинопас разнес кубки, величественный Филойтий подал хлеб в изящных корзинках, а Меланфий разлил вино. Они сели за стол и навалились на отменные яства.

Телемах усадил Одиссея возле каменного порога, у самого входа в зал. Он поставил Одиссею шаткий табурет и маленький столик, подал ему потрохов и налил вина в золотую чашу.

— Сиди спокойно, — сказал он, — и пей с джентльменами. Я защищу тебя от обиды или удара. Тут не кабак, а дворец Одиссея, а я — его наследник. А вы, кавалеры, уймите сердца и руки, чтобы не было драк и перебранок.

Их изумила дерзость Телемаха. Женихи прикусили язык, только Антиной сын Эвпейта обронил:

— Ахейцы, Телемах обнаглел и оскорбляет нас. Но придется смириться с его угрозами, раз Зевес сорвал наши планы. Иначе эти стены не слыхали бы больше его сварливого верещания.

Телемах пренебрег его речами.

А в городе вестники провели по улице животных на заклание по случаю праздника^[86]. Длинноволосые ахейцы собрались в тенистой роще Аполлона-лучника. А женихи во дворце запекли мясо на угольях, сняли с вертелов и поделили. Слуги не обделили и Одиссея, и дали ему такую же долю, как и самим себе, по велению его дорогого сына Телемаха.

Но Афина не позволила высокомерным женихам отказаться от оскорблений: она хотела поглубже уязвить королевское сердце Одиссея их пренебрежением. Среди женихов особенно неуемным был некто Ктесипп с Зама. Нехитрая вера во всемогущество своего богатства вскружила ему голову, и он тоже отправился свататься к жене пропавшего короля. Он заревел во весь голос, чтобы его услышали хмельные собутыльники, и отмочил шуточку:

— Лорды-кавалеры, послушайте, что я скажу. Странник получил свою порцию, как и следовало. Несправедливо и недостойно скупиться с гостем Телемаха, каким бы он ни был. Я и сам поднесу ему гостевой дар, чтобы он потешил свою старую клячу-банщицу или угостил слугу.

Он схватил здоровенной ручищей коровье копыто с блюда и запустил им в Одиссея. Но Одиссей легко уклонился, и иронически усмехнулся, когда копыто врезалось в стену, не причинив ему вреда. Телемах обрушился на Ктесиппа:

— Тебе повезло, Ктесипп, что ты не попал в моего гостя, хоть это не твоя заслуга. Если бы ты попал, я бы пропорол тебя копьем, и твой отец устраивал бы похороны, а не свадьбу. Я не потерплю такого необузданного поведения в моем дому. Я был ребенком, но сейчас уже могу отличить добро от зла. Нам приходится бессильно терпеть, пока режут наш скот и транжирят еду и вино, потому что одному не справиться с такой оравой. Но не доводи дело до кровопролития. А если ты не остановишься и перед убийством, то знай — по мне лучше умереть, чем изо дня в день терпеть такие гнусности, когда моих гостей оскорбляют и служанок тискают в моем величественном дворце.

Долгое всеобщее молчание было ответом на вспышку Телемаха. Его нарушил Агелай, сын Дамастора:

— Друзья, мужчине не пристало раздражаться или жаловаться на прямые речи. Оставьте в покое странника и слуг Одиссеева дома. Вот мой совет Телемаху и его матери. Я даю его от всего сердца, и надеюсь, что вы его примете. Пока ты и твоя мать надеялись, что твой мудрый отец вернется домой, никто вас не осуждал за уклончивость и отсрочки женихам. Это было разумным поведением, пока жила надежда на его возвращение. Но сейчас ясно, что он сгинул навеки. Поэтому я советую — поговори со своей матерью и объясни ей положение дел. Пусть она выберет самого достойного и щедрого средь нас и выйдет за него. Тогда ты спокойно насладишься своим наследством и обильной едой и вином, а твоя мать уйдет в дом нового мужа и будет там распоряжаться.

— Клянусь Зевсом и страданиями своего отца, погибшего вдали от Итаки или странствующего по свету, — возразил Телемах, — я не собираюсь задерживать брак своей матери. Я ее уговаривал сделать выбор и выйти замуж, и обещал ей самые щедрые дары к свадьбе. Только что из дома ее не прогонял, но это мне совесть не позволяет.

В ответ на слова Телемаха Афина Паллада наслала на женихов приступ буйного смеха. Они безудержно хохотали, — и не могли остановиться. Смеющиеся рты не подчинялись им, мясо на тарелках сочилось живой кровью, глаза исполнились слез, и сердца объяла тоска. Богоравный Феоклимен воскликнул:

— Злосчастные, какое проклятье поразило вас? Ночь укрывает ваши головы, лица, сползает к коленам. Плач и стенания слышатся, слезы бегут по щекам и кровью потеют стены. Призраки клубятся у входа и заполняют зал, чередой стремятся сквозь тьму в ад. Солнце исчезло с небес, сгустился зловещий туман.

Они расхохотались громогласно, как один человек, и Эвримах сын Полиба сказал: