Одна беременность на двоих

— Ему собака нравится! — я вновь едва успела закончить фразу.

— Откуда ты знаешь?! Откуда ты можешь знать! Он ведь не скажет тебе, что я была дура и заставила его взять собаку! Помнишь его фразу про надежду? Да, он дал её собаке и не заберёт. Он даст её мне и будет мучиться, но терпеть меня и ребёнка. Нельзя так делать. Нельзя. Думаешь, чего я Стива посылаю? Да если я возьму у него хоть цент, он будет чувствовать себя обязанным помогать мне всю жизнь. Он прямо сказал, что мог бы предотвратить аварию, если бы не тянул с разговором. Если бы сказал Майку о ребёнке по телефону.

Я не стала поддакивать, хотя не могла забыть отчаянье в голосе Стива, когда он говорил мне то же самое.

— Он обвинил себя во всех грехах и теперь желает искупить их через моего ребёнка, понимаешь? У него такой же комплекс ответственности, что и у твоего отца. Они очень похожи, ты не замечала?

Стив и отец? Да, какого чёрта, Аманда, я стану сравнивать этого идиота с собственным отцом. Но я сдержалась. Аманда не даст мне и слова сказать против Стива. Да и мне лучше молчать и даже не думать о нём. Я уже взялась за ручку мысленной двери и шарахну ей прямо ему в лицо. Мне плевать, какой он белый и пушистый с другими!

Мы попали в пробку. В конце каждой фразы Аманда ставила жирную точку нажатием на педаль тормоза. И всякий раз, когда машина дёргалась, мне казалось, нас ударят сзади. Я проклинала себя за начатый разговор. Я знала, какой он для Аманды болезненный. Даже в экзаменационных вопросах написано, что нельзя садиться за руль во взвинченном состоянии и, тем более, доводить того, кто за рулём. Надо было срочно перевести разговор в другое русло. При очередном торможении на заднем сиденье что-то бухнуло. Я обернулась и поняла, что совершенно забыла про автокресло. Отец порывался его установить, но Аманда твёрдо заявила, что поедет к пожарным. Сейчас оно болталось на ремне безопасности.

— Ты позвонила пожарному инспектору на счёт кресла?

Аманда вновь затормозила, и я выдохнула, когда в нас никто не впилился.

— Я оставила сообщение. Он не перезвонил ещё.

На том и оставили разговор. Занятия у нас почти не было. Каждый работал над своим проектом, поочерёдно подходя к преподавателю за одобрением. Он посетовал на то, что не в праве отпустить нас с урока. Мы обязаны отсидеть положенные часы и сегодня, и завтра, зато в четверг он договорился, что мы можем сходить в ресторан во время учебного времени. Ободрённая оценками и похвалой, я сумела не думать ни об отце, ни о Стиве, ни о миссис OʼКоннер, ни о слишком уж реальном возвращении Аманды в Рино — я обрабатывала снимки в «Фотошопе» и подняла от экрана глаза лишь на фразу «Все свободны».

Аманда тоже просидела на стуле, не вставая, почти три часа, и сейчас слишком медленно брела по коридору. Мои глаза болели не меньше её спины, и мне не хотелось возвращаться к компьютеру, но и ехать домой на пару часов казалось глупостью.

— Может, погуляем где-нибудь? — спросила я, с тоской глядя на стеклянное здание библиотеки.

Аманда не успела ответить, у неё запищал телефон. Инспектор прислал СМС с датами, которые мы могли бы выбрать.

— Он встречается со всеми перед Стэнфордской больницей. Мы вообще-то можем успеть даже сегодня перед курсами. Нам ведь по пути.

Она отзвонилась инспектору, и мы решили перед встречей прогуляться в парке, расположенном подле НАСА. На дорожке вдоль океана было ветрено, и мы жалели об отсутствии капюшонов, но удаляться от берега к полям для гольфа не хотелось — там не было скамеек. То ли от долгого сидения в аудитории, то ли от нервов, Аманда вдруг начала ощущать тяжесть живота, и мы прогуливались от скамейки к скамейке, где подъедали остатки винограда. Вдоль дорожки тянулся ручеёк, по которому чинно плавали семейства уток во главе с папами, которые держались от выводка на небольшом расстоянии. От нечего делать, мы считали утят. И вдруг вдалеке заметили зайца — он пару раз выпрыгнул из-за холмиков и пропал. Мы только зря пропялились на поле в надежде на его возвращение.

И вдруг Аманда схватила меня за руку, и я сначала даже не сообразила, что случилось — уши заложило, земля резкими толчками начала уходить из-под ног. Дрожь перешла в коленки. Я увидела раскрытый рот Аманды, но не расслышала и звука. Если бы мы стояли у подножия горы, я бы подумала, что начался обвал. Аманда продолжала бесшумно открывать рот, тыкая пальцем мне за спину. Я с трудом сумела обернуться — земля продолжала скользить под ногами, словно я пыталась удержаться на льду. За спиной высились ангары, на которые я никогда прежде не обращала внимания. Перед одним из них чернел истребитель. С трудом верилось, что это от его работающих двигателей дрожит под ногами земля. Наконец он взлетел, но перепонки продолжали дрожать, когда дорожка под ногами уже перестала извиваться. Аманда одной рукой держалась за меня, другой — за живот.

— Пойдём к скамейке.