Одна душа на двоих

Днем позже Шенне с Таликом наконец смогли собраться у их излюбленного ясеня. Девочке уже не хотелось обсуждать свое вчерашнее смятение – душа ее успокоилась, суета ушла, вернулась былая ясность мироощущения.

– Давай, Талик, в чем я была нехороша два дня последних? – начала первой она с уже обыденного для них разбора.

– Мне нечего сказать, Шенне. Тобой я всем доволен.

– И я тобой. Но кое-что хотела б рассказать. О недовольстве тоже, но уже другом.

Девочка подумала, что если расскажет ему о своей раздраженности поведением отца, это поможет им предотвратить подобные проступки уже со стороны Талика. По сути, это было нечто подобное обучению на чужих ошибках, о чем несколько в других выражениях она уже слышала от родителей и наставника Кальина.

– Конечно, говори. В чем дело?

– В папе, – начала девочка и тут же поняла, что правильные слова не идут в голову, не ложатся в привычную калахасскую полурифму, – вчера с тобой грубил, с утра сегодня маме… хотя вины совсем и не было ее.

– Расстроен смертью Яра?

– Так, конечно… вот только мы-то с мамой здесь при чем? Мы что, виновны в смерти деда? – разбуженная обида вмиг завела ее. – Или, быть может… мертвый дед важнее нас живых?

– Считаю, ты права, Шенне, – после непродолжительной паузы отозвался мальчик. – В центре его решений быть должны вы трое. А он о вас не думал, о своих печалях лишь.

– Все так, Талик. Но ты вот так не делай…

– Не буду, – кивнул он. – Я постараюсь, очень обещаю. Но если все ж такое допущу, то ты должна сказать о том мне сразу! Без всяких умолчаний и обид!

– Да будет так.

Довольные собой, продолжая держаться за руки, словно духовной связи между ними было недостаточно, дети замолчали.

– Талик, а что с нашей душой? Намного приросла она вчера?

– Удвоилась.

Утром мальчик уже мог видеть, что радиус вихрей-змеек вокруг него вырос почти до шестидесяти сантиметров, что заметно улучшило ему обзор ближайших к нему вещей.

– И это значит… что у наставника теперь проблем не будет? Сил же хватит?

– Сил хватит, – усмехнулся мальчик, – но проблемы будут. Как твои листики не слушались меня, так листья Яра будут чужды нам обоим.

– Мы к ним привыкнем, – ничуть не обеспокоилась Шенне. – И они к нам тоже.

– Угу.

– Тогда займемся чем? – повеселела девочка.

– Давай проверим их, – Талик остался серьезным, не поддержав ее стремления к игре.

– Кого?

– Небесные дары от листьев Яра.

– Ты серьезно?!

– Ну да! Нам к Кальину сегодня не идти, все наши вихри розовы сполна. Когда еще подобный случай подвернется?

– Да, но… – засомневалась девочка, – разве это можно? Самим, до праздника и ста восьмидесяти лун?!

Община придерживалась правила выявлять у подростков большие небесные дары строго в дни Праздника молодых. У традиции, впрочем, были свои основания.

Во-первых, считалось, что лишь к четырнадцати-пятнадцати годам дети могут высвободить небесную силу, достаточную для сложного призыва, не истощая свои защитные дары. Во-вторых, было подмечено, что наследные дары могут никак себя не проявлять до указанного возраста. Наконец, первый призыв считался настолько важным, что для него полагались обязательными наставления мастера, владеющего тем же даром, – неудача с первым призывом почти гарантировала проблемы с его применением в будущем.

– Уверенности нет, Шенне, – не стал спорить Талик, – но это ж не наследные дары. Это души частички, которые дары уже имели. Нам остается лишь учить призыв.

– Да так-то да… – все еще сомневалась она.

– И нам они нужны сегодня, – спокойно продолжал мальчик, – не через тридцать лун. Ведь окажись мы снова как тогда, против чужого… что б мы предприняли с тобой?

Припомнив все еще не успевшие померкнуть страхи того дня, Шенне вздрогнула.

– Да, здесь ты прав. Нужна нам сила и способность защититься, – осознав важную цель, она наполнилась решимостью. – Мне кажется, что коготь я призвать смогу.

Все знали, что Яр Каир обладал двумя небесными дарами воина – лазурной чешуей и темно-синим когтем, что и в его времена уже считалось большой удачей. Коготь был менее ценным даром, им обладали многие воины общины, тогда как лазурная чешуя со временем среди калахасцев извелась. Яр был последним ее живым носителем.

– Тогда давай.

Девочка встала, сфокусировала взгляд на правой руке, постаралась представить образ синего когтя, что не так давно демонстрировал ей дед, и бойко выкрикнула широко известные слова призыва:

– Дар-сомран!

Рой розовых лепестков сорвался с кружащих вокруг Шенне вихрей, устремляясь к ее правой руке, и каким-то таинственным образом, словно каждый лепесток знал, что ему надо делать, начал формировать небесное оружие – сначала стреловидное лезвие, а затем тонкую рукоять, с запасом обвившую четыре пальца девчачьей ладони.

– Так и должно быть? – указал мальчик на словно покусанную правую сторону когтя.

– Нет, получилось плохо, – виновато пробурчала Шенне. – Чуть стоило отвлечься, и вот так… И цвет не тот, и очень долго было.