Аменемхет слабо мотнул головой, и Иниотеф жестом подозвал лекаря.
– Снимите их.
– Нио. Скажи всем, чтобы ушли. Я чувствую, что мне осталось недолго. Хочу провести последние часы с тобою.
Иниотеф весь содрогнулся от этих слов, но нашёл в себе силы повернуться и сказать достаточно громко, чтобы все услышали:
– Подите все.
Все, как один, низко поклонились и бесшумно покинули комнату, и Иниотеф почувствовал облегчение от того, что ему не надо более сдерживаться. Он склонился и уткнулся лбом в грудь Аменемхета, цепляясь пальцами за шёлковую ткань, укрывавшую его, и тот, с трудом подняв руку, погладил его по чуть колючей от отрастающих волос голове.
– Не плачь, моя душа. Мы расстаёмся на время. Однажды ты воссоединишься со мной, и мы вновь будем счастливы.
– До тех пор может пройти столько лет, – судорожно прошептал Иниотеф. – Не оставляй меня, молю… Ты так молод, ещё десятки лет мы могли бы быть счастливы подле друг друга. Боги, Аме, за что? За что? Я не смогу без тебя.
– Поклянись, что не станешь нарочно искать смерти.
– Пока дети не встанут на ноги – не стану.
– Потом не будет нужды. Твоя боль притупится.
– Но не покинет меня окончательно. Я всегда буду скорбеть о тебе. Боги, что я говорю! Ты не умер, а я хороню тебя заживо!
– Это исправится через пару часов, – грустно усмехнулся Аменемхет. – Знаешь, я и правда помню каждую нашу ссору, и мне больно, что мы тратили время, отпущенное нам, так расточительно. Если бы я мог забрать каждое грубое, каждое неласковое слово, которое сказал тебе…
– Не говори так, – Иниотеф приподнялся и взглянул на супруга влажными глазами, накрыл пальцами его губы, и Аменемхет поцеловал их. – Ты же подарил мне самые лучшие моменты моей жизни, и я благодарен тебе за то, что у нас всё было так, как было. Я безмерно счастлив с тобой, даже сейчас. Сквозь боль, сквозь слёзы я чувствую тебя рядом.
– Ложись со мной, – попросил Аменемхет, и Иниотеф без раздумий устроился сбоку, держа его за руку.
Они замолчали. Иниотеф старался лежать так, чтобы не мешать. Только его щека прижималась к острому, источенному болезнью плечу. Младший Фараон видел заострившийся профиль супруга, его запавшие глаза в окружении черных смертных теней, его губы, ставшие одной болезненной узкой полосой, ввалившиеся щёки, и сердце его сжималось от боли и жалости. Он тихонько, почти невесомо поглаживал его кончиками пальцев по судорожно поднимающейся и опускающейся груди, по щеке, и Аменемхет чувствовал, что даже на смертном ложе, даже ощущая слабость и холод в ногах, он счастлив.
– Я люблю тебя, моя душа. Я люблю тебя. И буду ждать. Там, в царстве теней.
– Тише, тише, родной. Не говори так много, отдыхай. Я чувствую и так каждое слово, что ты можешь мне сказать. Хочешь, я спою тебе? Старая Бахати пела нам с тобой одну песню, когда мы были маленькие.
– Спой.
Иниотеф чуть повернулся, чтобы было удобнее, привстал на локте и, просунув руку под шею Аменемхета, обнял его, как ребёнка, и тот блаженно прикрыл глаза.
– Лунный свет стремится в окна, гул ветров.
Засыпай, мой милый Аме, добрых снов, – начал Иниотеф, но Аменемхет с едва заметной улыбкой его перебил.
– Бахати пела «Засыпайте, мои львята».
– Да, но она пела нам двоим. А я пою тебе, – он продолжил:
Над пустыней солнце встанет, ночь пройдёт,
Засыпай, любимый мальчик, тебя слава ждёт.
Был котёнком шаловливым, станешь львом.
Воссияет над страною гордый Дом.
Аменемхет задрожал всем телом, беспомощно цепляясь за плечи Иниотефа. Лоб его покрылся испариной, расширенные зрачки метались. Он будто не узнавал своего супруга, и тот, прижав его к себе покрепче, успокаивая, гладя по мокрой от пота голове, запел совсем не такие слова, какие были в колыбельной, выдумывая на ходу:
– Буду я с тобою рядом до конца.
Я с тобой вкушу и горя, и венца.
И на смертном ложе, и в аду
За тобою всюду я пойду.
Аменемхет вскинулся, глубоко, с присвистом вдохнул и обмяк в ласковых руках. Иниотеф дрожащим голосом закончил:
– Жди меня. Однажды я приду.
Он был ещё тёплый. Иниотеф держал его в руках, всё так же поглаживая по голове, баюкая, как ребёнка. Аменемхет всё ещё смотрел в потолок стекленеющими глазами, и Иниотеф бережно опустил его веки. Не было сил оторваться, не было сил сказать ни слова. Иниотеф продолжал обнимать покойного супруга даже тогда, когда тот начал коченеть. Голос пропал, и овдовевший Фараон не мог даже кликнуть на помощь, чтобы кто-то унёс тело, куда положено.
Облегчение пришло со слезами. Иниотеф опустился на холодную грудь и заплакал, как ребёнок. Как не плакал уже очень много лет. Это же и стало сигналом для слуг, которые были неподалёку – они услышали рыдания, которые могли значить только одно – Великий Фараон Та-Кемета скончался. Иниотефу не было стыдно ни секунды за свои слёзы. Когда Аменемхета бережно подняли и положили на носилки, он не встал, не пошевельнулся, продолжая лежать на ложе, не в силах смотреть, как уносят человека, бывшего частью его души. Утерянной частью.
========== Эпилог. Снова вместе ==========
POV Иниотеф