Одна французская зима, которая ничего не изменила

Она вспомнила себя выкинутой с дороги милицейской машиной в кювет, по тому, что нужно было дать дорогу чиновнику. В 30 градусов мороза, она рыдала в перевернутой на бок машине, пытаясь дозвониться до страховой компании, которой было заплачено за помощь на дороге. Никто не остановился, чтобы помочь ей. В ответ она слышала, только автоответчик, и многообещающую рекламу. Потом она шла по ночному шоссе и пыталась поймать машину, но останавливались только дальнобойщики, принимающие ее за проститутку. В окончании истории ее подобрал милицейский уазик и увез в отделение, засунув на заднее сидение с вонючими таджиками. У нее отобрали новый телефон, стоивший ей половину зарплаты, в файлах которого был отчет о проделанной работе. Алена вернулась домой под утро, подхватив воспаление легких, закончившееся увольнением с работы, за сорванную встречу. И подобных историй в ее жизни было предостаточно, и что же она еще тут себе думает? Выбирает.? Конечно, надо ехать, надо начинать новую жизнь там, где ее ждет любимый человек, они увидятся и все станет по-прежнему. Глотая слезы радости от принятого решения, она, наконец, заснула. Утром пришла бумага из Джакарты о полученном приглашении, ожидание которого растянулось почти на два месяца, вместо пары недель…

Провожать Алену вышел весь лагерь. Светка рыдала как сумасшедшая, причитая и всхлипывая так, что у Алены создалось впечатление, будто ее провожают навсегда. Или даже провожают в последний путь. Да и вообще все были какие-то грустные. Как выяснила она потом, из долгой переписки, которую вела холодными зимними ночами с некоторыми обитателями братства, все грустили по тому, что просто уезжал «еще один человек». Это означало, что когда-нибудь наступит день, и каждый должен будет уехать, улететь, уплыть, одним словом покинуть Бали, то единственное место на всей планете, где все до единого обитатели лагеря были счастливы. Все понимали, что когда-нибудь наступит конец, у каждого он будет свой: конец сбережениям, мечтам, отношениям. Но этот день неминуемо придет, потому… потому что все кончается. Потому что мы конечны. Вот кажется и Аленина молодая любовь, похоже тоже начала подходить к концу. Так плохо в жизни, как в тот момент ей еще никогда не было. Ее душа, тело, каждая клеточка ее мозга кричали ей: «Останься!». Но то, что люди называют разум, логика, рациональность подталкивали: «Конечно уезжай, такой шанс!»

Она обняв каждого, ощущая теплоту и искреннюю привязанность, удалилась на берег океана. В груди сильно болело. Стая собак легла у нее ног, бросая на нее тоскливые взгляды. За горизонт упала звезда: «Я хочу вернуться сюда»: прошептала Алена и смыв горькие слезы теплой океанской водой, поплелась к ожидавшей ее машине.

В зале ожидания, перед посадкой в самолет, она вдруг потеряла сознание. Очнувшись Алена увидела встревоженные лица балийских врачей, заботливо уложивших ее на свои колени.

– Мадам, мадам, что случилось? – заглядывая ей в глаза, ласково спрашивал молодой доктор, – Что мы можем для вас сделать?

– Ничего, ничего, – шептала она, – уже ничего нельзя. Спасибо.

На дрожащих ногах она зашла в самолет.

Формальности с визой были легко улажены. Уже через два дня она летела во Францию. В Джакарте Алена немного успокоилась, часами болтала по интернету с Томом. Она побродила по городу, привыкая к огромному количеству людей на улицах, к пробкам, к одетым в костюмы людям. На Бали она провела счастливые месяцы, не замечая как неслись дни, в которых растворилась вся ее печаль и боль, привезенная из Москвы. И вот чем ближе к отъезду, тем больше заполнялось ее сердце все той же старой тоской и неопределенностью. «Все будет хорошо, все будет хорошо», – шептала она как заклинание, когда в иллюминаторе показалось Лазурное море южного берега Франции.

Под крылом потянулась длинная полоска земли. Море и вправду было лазурного цвета, туда сюда скользили яхты и несмотря на глубокую осень, повсюду чувствовалась жизнь: ветки дорог переплетались с многочисленными развязками, повсюду мигали сигналы светофоров, разноцветные машины спешили по всем направлениям и хвост тонкого красного поезда исчез в одном из туннелей.

– Не Бали, – оценила Алена, с интересом разглядывая приближающуюся землю. Там на посадке можно было разглядеть только гребни волн и макушки пальм. Самолет коснулся взлетной полосы и покатился по европейски вылизанному, чистому аэропорту. Через 10 мин она прошла паспортный контроль и через стекло вдруг увидела Тома, который с нетерпением бросал взгляды в толпу. Алена бросила сумки, и не думая ни о чем понеслась навстречу. Она прижалась ладонями к холодной витрине и плакала. Том гладил ее руки и что-то кричал. Как же она соскучилась, как она могла думать, что не любит его, такого родного и близкого ей человека.

– Иди, иди, – кричал он, указывая ей на дверь.