Одна французская зима, которая ничего не изменила

В период каникул он подрабатывал на разных работах, а она высыпалась. И опять не было гармонии, свободного времени, не было радости и смысла в том, что она делала тут. Алена познавала новую страну, и все с чем бы она ни сталкивалась, ей совершенно не нравилось.

Безусловно, ландшафты, лазурное море, Альпы всего в нескольких минутах езды от их дома, все это было прекрасно, но жизнь не заканчивается на созерцании гор и морей, и нужно было как-то существовать в этом мире ограниченном рамками и условностями существования развитой цивилизации.

По мнению Алены люди были тут странные, они говорили много размахивая руками как крыльями, выплескивали много лишних слов, используя французский язык полный излишеством выражений, но их слова ничего не значили. Слова вырывались из французов легко и быстро, но за ними стояла пустота: пустые обещания, улыбки, ничего не значащие комплименты или чаще всего жалобы. Слово которое у французов было в крови, это: Fatigue. Это выражение: «Я устал», она слышала десятки раз в день, и даже маленькие дети без устали повторяли его во всех местах от школ до пляжей.

Уж что-что, а жаловаться они умели: по подсчетам Алены в день она слышала слова – «Я устал, мне плохо, я больна, истощена, измотана» – как минимум раз 20. Все, начиная с садовника во дворе и заканчивая ее преподавателем в школе, были с самого утра уставшими до изнеможения. Позже, она поняла, что этому учат в яслях, так как через каждые 15 минут тут полагалось, чем бы ты не занимался, делать перерыв для отдыха. Таким образом, к совершеннолетию у молодых людей, уже четко сформировывался инстинкт быть уставшими непременно вслух вещать об этом всем окружающим, сопровождая это утомленными жестами и вздохами.

Французы много говорили, без остановки сплетничали, давали обещания и едва ли их выполняли. Сначала Алена просто хотела, чтобы все замолчали, и перестали что-то обещать. Потом она научилась не рассчитывать на сказанные слова, а позже вообще пропускала их мимо ушей. Потому, что если кто-то клятвенно пообещал перезвонить тебе, это значило, что он не сделает этого никогда, уж будьте уверены. Потому она научилась приспосабливаться к этому врожденному чувству вранья, ни на кого не рассчитывала и все делала сама. После жизни на Бали все это было дико и не понято – зачем все врут.

Когда было холодно – они говорили жарко, когда дешево – они кричали как это дорого, на долго они говорили быстро, а на грязь – они в один голос кричали – какая чистота. Первое время она думала, что она сумасшедшая, ведь не может быть так, что все говорят день, но она то четко видит, что ночь. Потом правда, привыкла и осознала, что спорить бесполезно. Все без исключения французы видели и слышали только то, что они хотели сами и переубедить их в этом было совершенно невозможно, так начинать это делать нужно было с конца 17-го века.

Алена и вправду сходила сума от таких отношений, на Бали она привыкла доверять людям и их обещаниям, улыбки там были искренние, а рукопожатия сердечными, по сравнению с поцелуями французов. Целовались тут все без исключения, и для нее было совершенно ненормально то, что она должна делать это с уборщицей, булочником, соседями, с людьми, представленными ей впервые, к тому же неприятными и неопрятными. Целовались повсюду по сто раз в день, и по этой же причине все постоянно болели, перенося заразу друг на друга.

На Бали же здоровались на почтительном расстоянии друг от друга, протягивая одну руку, а другую прижимая к сердцу, тем самым подчеркивая уважение и искренность слова «Здравствуйте».

Приближаться к человеку близко было неприемлемо, и считалось нарушением личного пространства, лишь только близкий друг мог коснуться тебя рукой, не говоря уже о поцелуе.

Тут, во Франции, целовались на каждом шагу с одними и теми же людьми утром и вечером, и если даже выходили на пару часов, то по возвращении опять лезли целоваться. Алене приходилось притворяться вечно больной, чтобы избежать этого сумасшествия.

– Так принято, так повелось много лет назад, – объяснял ей Том.

– Но я не знаю их, – кричала она, – я понятия не имею кого они касались до меня, кто знает?

Том старался помочь, объяснял их нравы, но это едва ли помогало Алене. Она чувствовала себя совершенно чужой, и никто даже не пытался ее в этом переубедить, а только лишь подчеркивал ее различия с местными. Иностранцев тут не любили вообще, а богатых иностранцев откровенно ненавидели, туристов терпели и сваливали на них все грехи: повышение цен, пробки и даже загрязнение атмосферы.

– Нам повезло, мы не богачи, – шутил Том, так что у тебя есть шанс тут прижиться.