Одна из двух роз

Когда Ричард Йорк подошел к Лондону, кардинал Кемп вновь взял на себя роль посредника. С чем пожаловал герцог Йорк? Чего он желает? Да ничего особенного, он пришел с жалобой королю на ущерб, причиненный изменником Сомерсетом, который сдал французам не принадлежащий ему город. Он просит справедливости и суда над бессовестными и трусливыми воинами.

Между тем Йорк по пути в Лондон успел заметить, что народ, кляня королеву и виня ее во всех своих бедах, несчастьях и неудачах, верен своему королю и очень к нему привязан. И он понял, что корона еще не готова упасть с головы царствующего монарха. Тогда, действуя весьма мудро и предусмотрительно, он повел и друзей, и солдат в свой укрепленный замок Фотерингей[10], мало в чем уступающий мощью Кенилуэрту, и в этой толстостенной неприступной крепости с удобством разместил их, чтобы следить за ходом событий, став терпеливым наблюдателем.

Ждать ему пришлось недолго. Едва он успел расположиться в замке, как в столицу вернулся Сомерсет и, не медля ни секунды, поспешил в Виндзор и попросил аудиенции у Маргариты. Королеву, и никого другого, хотел он увидеть в первую очередь, а уж потом отчитываться в своих действиях перед пэрами и парламентом. Он хотел оправдаться перед ней в том, в чем оправдаться было невозможно, веря в непобедимость обаяния, которое его не подводило. С женщинами он был находчив. Обольстительный Сомерсет постарался убедить королеву, что он всего лишь несчастная жертва, и если претерпел столько бед, то только из-за беззаветной любви к ней.

– Если я молчал до сегодняшнего дня, мадам, то только потому, что знал: вы не стали бы меня слушать, ваше сердце принадлежало другому.

– Вы хотите сказать, кузен, что из любви ко мне позволили моему дяде королю вернуть себе Нормандию?

– В некотором смысле, да. Надо же, в конце концов, покончить с войной, которая слишком долго длится, и нужно посмотреть правде в глаза. Французы гонят нас отовсюду. Они хотят вернуться к своему законному господину, а мы, как ни говори, все-таки захватчики. Но у меня к тому же не хватало солдат, боеприпасов и даже провианта. Что можно сделать голыми руками на пустой желудок? Настоящий мир восстановится, когда по обе стороны Ла-Манша каждый почувствует, что он у себя дома. И еще… У меня есть еще одна причина, по которой я заслуживаю прощения. Причина глубоко личная. Кто, как не я, понимает, что после последних событий вы смертельно одиноки у кормила власти. Король, храни его Бог, не часто снисходит до земных дел, возложив на вас тяжкое бремя власти. Я последний Ланкастер, единственный настоящий защитник, который у вас остался. Если вы меня отстраните, сыграете на руку Ричарду Йорку.

В этот час Маргарита потеряла единственную в жизни возможность завоевать сердце английского народа: она послушалась Сомерсета. Она послушалась его потому, что ей надо было кому-то верить, и еще потому, что ей показалось, будто в его глазах она видит отблеск того же пламени, что горел в глазах Саффолка. Она забыла, что нескончаемые жалобы Сомерсета настроили народ и парламент против Саффлока, главной любви ее жизни. Но не забудем, что ей было всего двадцать лет, и она отчаянно нуждалась в том, чтобы любить и быть любимой. Ее острый ум затмило желание слушать нежные слова молодого и обольстительного мужчины. С присущей ей страстностью Маргарита доверилась человеку, который этого не заслуживал. Она отдала ему свое сердце. И подписала себе приговор.

Возможности избавить Сомерсета от ареста у Маргариты не было. Это значило бы пойти против короля, который по совету Кемпа подписал приказ о заключении под стражу. Не было возможности помешать парламенту собраться в Уинчестере и судить арестованного. Не было возможности и повлиять на решение суда, состоявшего на две трети из сторонников Ричарда Йорка и Белой розы. Единственное, чего она смогла добиться, зная родственную щепетильность короля и его ненависть к пролитию крови, – узнику сохранили жизнь. Сомерсета приговорили к пожизненному заключению. Его везли в Лондон, чтобы посадить в Тауэр, а улюлюкающая толпа швыряла в него капустными кочерыжками и вонючими отбросами.

Как только за герцогом закрылась дверь камеры, народ успокоился. Горожане разошлись по домам, Ричард Йорк отправил четыре тысячи своих людей к женам и детям, а сам вернулся, но не в Ирландию, где ему нечего было делать, а в замок Фотерингей, чтобы издали продолжать наблюдать за ходом событий.