Одна литера

— Да ты не бойся, ничего особенного я не прошу. Просто забудь обо всем. Про меня — никому ни слова. Поняла?

— Ладно. Это не так уж трудно.

— Не проболтаешься?

— Во-первых, я вообще не из болтливых. А потом — о чем рассказывать? Дичь какая-то! Затащили, мол, ночью в пустую комнату, угрожали пистолетом… На смех поднимут, скажут — чокнулась спросонок. Я уже обо всем забыла. Отпусти меня, пожалуйста.

Она хотела встать, но полу ее халата крепко держали.

— Сиди! — в голосе послышалась угроза. — Мы еще не обо всем договорились.

Она подумала о пистолете и замерла.

— Ты, очевидно, не совсем меня поняла. Молчать надо в любом случае. Усекла? Кто бы ни спрашивал — молчи!

— Кто бы ни спрашивал?

— Вот именно! Даже если полиция…

— Что-о?! Полиция? С чего это она станет мной интересоваться?

— С того! Я знаю, что говорю. Утром сюда явятся сыщики. Начнутся расспросы. Всех жильцов обойдут, никого не пропустят. «Вы ночью ничего не слышали?.. Ничего странного не заметили?..» И так далее… А потом — не исключено — у всех будут проверять алиби.

Голос, поначалу звучавший настойчиво и резко, снизился до шепота, словно говоривший сам испугался своих слов. Ей тоже стало не по себе. Да и темнота действовала на нервы. Она чуть отодвинулась.

— Значит, что-то случилось?

— Хочешь знать — что?

— Само собой!

— Скажу, если обещаешь выполнить мою просьбу.

— Даже и не знаю…

Она заколебалась. Полиция… Алиби… Видно, тут пахнет преступлением. Дашь обещание молчать и угодишь в соучастники. Спасибо большое.

— Ну! Что ты раздумываешь? Десять тысяч иен!

— Это, конечно, очень соблазнительно. Но я ведь не знаю, в чем дело. Могу и поторговаться. Если пустяк какой-нибудь, то и тысячи хватит. А если… Ну, если что-то очень серьезное, то молчание может и более десяти тысяч стоить…

— Н-да… — Платок, кажется, задумался.

Диван едва ощутимо колыхнулся. Как видно, неизвестного била дрожь.

А время шло. Сколько они тут сидят? Несколько минут, полчаса?.. В темноте все едино. Да еще эта тишина. Ни шороха, ни тиканья часов. В комнате ведь никто не живет. Ей снова стало жутко. Холод — отступивший было из-за возбуждения — с удвоенной силой сжал ее тело липкими щупальцами.

— Я совсем закоченела, простужусь еще. Давай побыстрее, а? — Она демонстративно передернулась, показывая, как ей холодно.

— Ладно. Двадцать тысяч. А, может, и еще накину… Договорились?

Двадцать тысяч иен! Перед ее мысленным взором радужно вспыхнуло пятизначное число. И вслед за ним возникли вещи: пальто, туфли, элегантная сумка из натуральной кожи и прочее и прочее… Игра стоит свеч. Даже если придется иметь дело с полицией. Надо соглашаться. Впрочем… Неизвестный ведь сказал «… и еще накину…» Поторговаться, что ли?

— Прежде чем договариваться, объясни, в чем дело. А там посмотрим. У меня, знаешь ли, нет никакого желания влипнуть в дурную историю.

— А если я дам тебе пятьдесят тысяч?

— Нет и нет! Откуда я знаю, о чем надо молчать? Утром все станет известно. Так? Сойдемся мы сейчас на пятидесяти тысячах, а потом окажется, что я продешевила. Пойду да и заявлю в полицию. Тебе это ни к чему; верно? Так что уж лучше сейчас выяснить и остановиться на сумме, которая меня устроит.

Кажется, ее слова подействовали.

— Ладно! — Платок наклонился и что-то прошептал ей в самое ухо.

Она не расслышала:

— Что, что?

И тогда платок медленно и отчетливо произнес несколько слов.

Она невольно вскрикнула и, дернувшись, отодвинулась в угол дивана.

3

В первые мгновения она была не в силах не то что трезво оценить, но даже воспринять услышанное как реальность. В ушах продолжали звучать страшные слова, и лишь через какое-то время она поняла всю важность того, что узнала.

«Надо быть крайне осторожной», — мелькнула мысль.

И снова потекли секунды. Диван больше не колыхался, очевидно, платок, уняв дрожь, пытался в темноте уследить за ее реакцией. На ее руку легла рука. Она попыталась высвободиться, но не тут-то было. Пальцы сильнее сжали ее запястье. Послышалось учащенное дыхание, громом отдававшееся в ее висках.

— Не верю, не верю! — с трудом произнесла она. — Запугать меня хочешь…

— С какой стати мне врать! Могу и показать. Ну так как — согласна?

В голосе прозвучала угроза.

— Но я ведь… я… — залепетала она, пытаясь сосредоточиться… — Я уж и не знаю… Как же тогда…

— Значит, отказываешься?

Ее захлестнул страх:

— Да не то что отказываюсь… Но ведь утром нагрянет полиция. Боюсь я; понимаешь? А вдруг не выдержу да и ляпну. С полицией ведь шутки плохи. Слушай, давай прямо сейчас позвоним, наберем 110 — и все дела!

— Ты что, сдурела?!

— Так уж не ты ли…

— Заткнись! Подробности тебе ни к чему. Узнала, что произошло, и хватит с тебя. Короче говоря, от тебя требуется только одно: забыть, что этой ночью встретилась со мной в туалете.

«Если проговорюсь, — подумала она, — нас обоих замучают вопросами и допросами. А промолчать — это не преступление. Никто ведь не знает, видела я или не видела кого-то ночью».

— Хорошо, я согласна. Обещаю: никому ни гугу. Сегодня ночью я крепко спала, ничего не видела и не слышала. Ну, давай! — И она протянула руку, надеясь получить деньги.