Утром я выхожу из номера под конвоем. Охрана услужливо семенит следом, открывает двери, помогает сесть в машину. Гриша так и не объявляется, а я медленно начинаю понимать, что, если он сейчас меня бросит, радости мне это не принесёт. Я столько лет его ненавидела, хотела сдохнуть, а теперь понимаю, что в итоге, останусь одна, никому не нужная, а самое главное, без дочери. Назаров ни за что не отдаст её мне. Он меня убьёт, так вот пусть лучше он это сделает. Сегодня.
Дома я оказываюсь в одиннадцать. Привожу себя в порядок, ещё раз звоню маме, но она не берёт трубку. В голове селится страх, вдруг они опять запихнут её в психушку? Если так, то в этом будет лишь моя вина. Моя, и моего неповиновения Грише
Умывшись и подогрев чайник, сажусь на барный стул, и не моргая смотрю в окно. Горячий чай в кружке остывает, но я не делаю и глотка. Когда в квартире слышатся шаги, понимаю, что это вернулся муж. Боже, пусть в этот раз он будет в настроении.
Гриша неожиданно нежно сжимает мои плечи, а лежащий передо мной телефон начинает вибрировать. Номер мне незнаком. Я тянусь к нему, но Назаров делает это проворнее. Отвечает на звонок и ставит на громкую связь.
Из динамика звучит знакомый голос, а Гришины пальцы с болью выпиваются в мою кожу.
Я не знаю, что говорить, поэтому оборачиваюсь к мужу. Он кивает в знак согласия на эту встречу, и я, уточнив время, сбрасываю вызов.
Его ладони медленно скользят по моей шее, чуть надавливая. Тело покрывается испариной. Мне страшно. Видимо, быть убитой я пока не хочу, сколько бы мысленно этого ни просила. Гриша словно переступает в своей голове через какой-то барьер и начинает говорить:
– Ты встретишься с ним, скажешь, что это ошибка, что ты его не любишь, и чтобы он больше тебя не беспокоил.
Молчу. Он с изяществом собирает мои волосы в своей ладони, а после тянет на себя так, что в глазах появляются искры.
Я начинаю кивать как болванчик, и он отпускает.
– И не делай глупостей вроде той, что была вчера. И я не о твоей измене, я о твоём длинном языке, который хотел поплакаться на жизнь и что-то там объяснить. Если ты выберешь его, то навсегда потеряешь дочь. Ни один суд ее тебе не вернёт. Он может покупать кого угодно, но она моя кровь, и я вам её не отдам. Слышишь меня?
– Слышу.
– Если он думает, что его Доронин поможет, то ошибается. На каждого такого Доронина найдётся тот, кто сильнее. Да и к тому же разве ты хочешь принести ему боль? Ты хочешь вновь испортить его жизнь? Все беды, которые происходят с твоими близкими, из-за тебя, не забывай об этом.
После этих слов он покидает квартиру. Я еду на эту встречу и пытаюсь не расплакаться. Я должна взять себя в руки. Должна!
Мне больно. Очень больно. А на задворках сознания Гришины слова. Он прав, я не имею права портить людям жизнь. Только не Богдану. Нет.
Наверное, там, в этой кофейне, я его почти не слушаю. На все вопросы отвечаю на автомате, словно не я. Каждая моя фраза бьет его плетью яда и безразличия. Возможно, в тот момент я чувствую именно его. Безразличие.
Мне не хочется кидаться ему на грудь, не хочется даже дотронуться. Я желаю лишь одного: счастья. Пусть он будет счастлив. Без меня.
Я принесу ему только беду. Я всегда ему её приносила. Наверное, с него уже хватит. Пусть он меня отпустит. Пусть больше не страдает.
На улице Гриша встречает меня, но уже с Теей. Я вижу личико своей крошки, и на душе теплеет. Отвечаю какой-то колкостью на Гришин вопрос, в последний раз смотря в спину Шелеста, и сажусь в машину.
Мне не становится больнее. Мне никак.
Я умерла. Наверное, теперь я и правда – мёртвая.
***
– Герда, подай соль, – мама смотрит на меня взволнованно, – с тобой всё в порядке?
– А? Да. Всё хорошо. Просто задумалась.
Передаю ей солонку. Сегодня такое прекрасное зимнее утро. Последние полгода пролетели так быстро. Всё же время скоротечно. Слишком скоротечно…
– Ты считаешь правильным, что Гриша хочет отправить Тею в Англию?
– Ей нужно учить язык, мам.
– Ей будет всего три…
– Лучше раньше, да и нахождение в стране-носителе языка… это однозначно не плохо.
– Боже! – мама с грохотом кидает кастрюлю в раковину. – Ты себя слышишь? Что с тобой происходит? Где твоя сила? Когда ты начала с ним соглашаться, с мужем своим?
– А разве он не прав?
Не понимаю, чего она от меня хочет. Честно, не понимаю, чего все они от меня хотят… эти полгода все только и делают, что смотрят на меня удивлёнными глазами. Да, я согласна с Гришей. Что в этом плохого?
– Он мой муж и…
– Он же изверг! Он тебя уродует, издевается, нужно что-то делать! Я в своё время ничего не делала, и где я сейчас?! Очнись, дочка. Слышишь меня?
– Слышу. Я подумаю над твоими словами, – киваю и ухожу в комнату.
Поднимаюсь по широкой винтовой лестнице, заглядываю к Теюше, у неё как раз дневной сон. Поправляю одеялко и направляюсь к себе. Точнее к нам. Я не вспоминаю, что говорила мама, даже на минуту не задерживаю в голове её слова. Мне не нужны очередные скандалы. Мне ничего не нужно. У меня всё есть. Всё, что я заслужила, всегда со мной.