Дня через три Израиль даёт полноценное добро на перелёт туда. За всё время, пока мы туда перебираемся, пока её вновь обследуют, мы почти не говорим. Она кажется ещё более худой и бледной. Всё, что я могу, – это лишь обнимать её и поддерживать морально, но это тяжело. Мне больно видеть её такой, но я стараюсь не падать духом. Мой телефон разрывается от звонков, меня вновь теряют, но я не настроен ничего решать и ни с кем говорить. Я хочу лишь, чтобы это чёртово лечение ей помогло.
В итоге в конце первой недели мне наконец объясняют, к чему готовиться и что будет дальше. Первично выдвинутое лечение займёт больше ста двадцати дней, по истечении которых можно будет говорить о пересадке. У неё не совсем критическое положение, поэтому её состояние терпит и рисков не так много. Но они есть, сука. Они есть, и меня это ни черта не успокаивает.
Я бешусь, но понимаю, что мне нужна холодная голова. Всё это сводит с ума. Герда же, напротив, держится воинственно, даже улыбается или делает вид. А у меня иногда не хватает сил смотреть на то, как ей плохо. Как её рвёт после химии, как она лежит ночами и не может уснуть.
Я не отхожу от неё весь первый этап, приходя к пониманию, что через месяц у меня бой, к которому я не готов ни морально, ни физически. В тот вечер звонит Майк и матерится по-русски, это было бы смешно, если бы не было так печально.
Гера слышит этот разговор, точнее, я узнаю это утром, а когда говорю по телефону, наивно полагаю, что она уснула.
– Ты должен лететь, – заявляет, стоит мне только переступить порог нашей палаты после пробежки.
– Куда?
– Не прикидывайся деревом. Я всё слышала, ты должен лететь.
– Не передёргивай.
– Это ты не сходи с ума. Если я год здесь лежать буду, ты год будешь рядышком сидеть?
– Нужно будет, посижу.
– Богдан, пусть сюда прилетит мама и Тея, а ты займись своими делами, тебе нужна передышка, правда.
Молча ухожу в душ. Я не знаю, что мне делать в этой ситуации. Я не хочу её здесь бросать, но отчасти понимаю, что она в чём-то права. Переодевшись, возвращаюсь к ней.
– Гер, я с ума сойду там, ты не понимаешь…
– Я всё понимаю, и ты можешь прилететь в любой момент. Мой хороший, – протягивает ладонь, – я очень тебя люблю, но ты не железный, милый. Всё это очень тяжело. Не мне одной плохо, я же это понимаю. Вернись домой, реши все свои дела и возвращайся. Слышишь?
Она шепчет, обнимая за шею. Прикрываю глаза, вдыхая её запах, и понимаю, что ресницы стали влажными. Сглатываю вставший в горле ком вместе со своими страхами. Я так за неё боюсь.
Возможно, это чистый эгоизм, но я не позволю ей не справиться, иначе я сам сдохну рядом с ней.
Глава 16
Богдан
По возвращении в Москву я не чувствую прилива сил, наоборот, кажется, словно от меня оторвали кусок. Мы с Ольгой в прямом смысле меняемся местами, и она улетает к Гере. Правда, пока одна. Тея остается здесь со мной на неделю, после её тоже отправят к маме. Это вынужденная мера, о которой попросила Герда, потому что в течение этой недели её ожидает начало второго этапа, и её состояние опять ухудшится в физическом плане.
– Ма, – зажимаю телефон между ухом и плечом, – я привезу тебе Тею, а вечером приеду и всё расскажу. Хорошо, да.
Скидываю вызов, замечая выглядывающую из-за угла Теону.
– Не отдавай меня облатно, – глазки наполняются слезами, – я буду собирать игрушки, буду кушать манную кашу, – голос срывается на рёв, – буду всегда слушаться, – всхлипывает, крепко прижимая к себе куклу.
Она стоит посреди прихожей, вытирая кулачками крокодильи слёзы, а у меня в сотый раз душа выворачивается наизнанку.
Сука, такого я не мог представить и в страшном сне. У меня минутный ступор. Картинка отпечатывается в моей голове.
– Не плачь, – подхожу, садясь на пол рядом с ней, – я тебя никому не отдам, – прижимаю малышку к себе, – не плачь, – глажу подрагивающую спинку, – я отвезу тебя к одной хорошей тете, а вечером заберу. Мне нужно на работу.
Тея мотает головой, вырывается.
– Нет, ты отдашь меня и больше не плидёшь. Мой папа больше не плишёл, – кричит, давясь слезами.
– Я приду, – говорю, смотря в её глазки, – я тебя не брошу.
– Я хочу с тобой, – всхлипывает.
Прикрываю веки на долю секунды. Ладно, если я возьму её с собой, мир не рухнет.
– Хорошо, поедешь со мной. Только обещай больше не плакать.
Тея кивает, вытягивая ручки. Поднимаю её и выхожу из квартиры.
В машине Тея сидит молча. Это на самом деле радует. Я не привык общаться с детьми один на один на протяжении долгого времени и не слишком понимаю, как это делается. Интенсивно отыгрываю на интуиции. С сегодняшнего дня у меня усиленная подготовка к бою, у Геры ближайшую неделю терапия, и Тее по-любому будет нужна няня, пока она здесь, хотя лучше бы оставить её Ма.
В зале она почти не смотрит по сторонам, а, вцепившись в плечо, прижимается лицом к шее.
– Богдан, здорово!
– Привет, Тём, – хлопаю его по плечу и иду в кабинет тренера.
– Олегыч, можно?
– Заходи. Ты сегодня с милой леди, – широко улыбается, а Тея сильнее прижимается ко мне.
– Слушай, её надо чем-то занять. А Иваныч где?