Одна любовь

Где твои всадники быстрые?

Приподнимись, позови!

Залиты кровью и выстланы

Трупами земли твои.

Кажется, в ужасе кренится

Степь под пятой чужака.

Азия, Азия, пленница —

Слабые всплески зрачка.

Но под серебряным стременем

И под копытом коня —

Степь, не подвластная времени,

Дышит, потомков храня.

Дедами было завещано:

Местью карается зло.

Азия, спящая женщина,

Брошена через седло, —

Но, ослеплённый надеждою,

Если бы враг увидал

Прячущийся под одеждою

Холодноватый кинжал…

* * *

Твори добро – нет большей радости,

Не думай о себе, спеши —

Не ради славы или празднества,

А по велению души.

Когда кипишь, бедой униженный,

Ты от бессилья и стыда,

Не позволяй душе обиженной

Сиюминутного суда.

Постой. Остынь. Поверь – действительно

Всё встанет на свои места.

Ты сильный. Сильные не мстительны.

Оружье сильных – доброта.

БОМЖ

Галине Нерпиной

Уходит мой поезд в тупик, и захлопнулись двери.

Сигнальная кнопка мигает, на стыках дрожа.

И в гулкой утробе ползущего медленно зверя

Не сыщется жертв, кроме этих – меня и бомжа.

Он зычно храпит, подложив под висок капелюху.

Вагонная лавка ему – что родная кровать.

«Судьба!» – бормочу, и состав отзывается глухо.

И створки дверные мне сил не хватает разъять.

И едем мы с ним, неизвестно куда и насколько.

И главное, здесь никому не хватиться меня.

И разве что я не отмечена синей наколкой,

А так – мы попутчики, значит, почти что родня.

Мы едем по миру, где спутаны вёсны и зимы,

Где сходятся грех, покаянье, молчанье и крик.

Где все мы равны изначально и все заменимы,

И каждый не знает, когда его поезд в тупик.

А поезд ползёт, синеватые рельсы утюжа.

И кажется – можно в любую минуту сойти.

Нам были даны при рождении чистые души.

Спит бомж в электричке.

Храни его, Боже, в пути.

* * *

Тане Кузовлевой

Рыдай, поэтесса,

Над нашим уютом убогим.

Стихи твои будут, как месса,

Услышаны Богом.

В заполненной строчке

Есть тайное вольное место,

Как раз перед точкой

А может быть, сразу за точкой…

Лев Устинов

Грех рыдать мне над бытом —

В нём моя от рожденья стихия.

В мире, горем оббитом,

Слишком робко шептала стихи я.

Не во имя утех

Обращалась я к Богу за словом, —

Я молилась за всех

Обойдённых любовью и кровом.

Мне не выпал успех,

Но, строку обращая в молитву,

Я просила за тех,

Кто у горла предчувствовал бритву.

И в холодной золе

Тем тоске моей быть утолимой,

Что жила на земле

Среди любящих ради любимых.

III НЕОБЩАЯ ТЕТРАДЬ

А. П.

* * *

В этом доме сменяются гости, как карты игральные,

И радушен хозяин, и ласков породистый пёс.

И стоят за окном кипарисы, как стражи печальные.

И внезапные ливни февраль пробивают насквозь.

И когда над каньоном лукаво луна затуманится

И любая травинка к ней в полный потянется рост,

Мое сердце не выдержит и безнадёжно обманется,

И меж былью и небылью выстроит призрачный мост.

И ресницы сомкнув, я пройду по нему, словно зрячая,

Позабыв, что опоры не будет под ним ни одной.

Мне бы лучше проснуться – и сон этот переиначу я.

Мне бы лучше вернуться – да нет ничего за спиной.

ПИСЬМА ИЗ КИТАЯ

1

В сочельник вымерз дом. Живая,

Я с ним осталась, неживым.

И я заснула, согревая

Его дыханием своим.

Там жил Китай. Там ниоткуда

Свет к моему струился лбу.

По бронзовым ладоням Будды

Читала я свою судьбу.

И, как омытая водою,

Она была ясна, пока

Покоилась в Его ладонях

Моя холодная рука.

2

Между небом и небом

Одиночеством дышит покой.

Где и с кем бы ты ни был,

Ты моей окольцован строкой.

Не от встречи до встречи —

Что мне редкие высверки встреч? —

Чем ты дальше, тем легче

Мне тебя для тебя уберечь,

Чтобы словом нелепым Не обидеть тебя, не задеть.