Одна маленькая ошибка

– Нет. Не один. Мы поженились, так и не удосужившись обсудить вопрос детей, и ты был уверен, что я хочу их завести. – Итан открыл рот, чтобы возразить, но я упреждающе подняла руку. – Весьма распространенное заблуждение, но ни один из нас ни разу не поднял этот вопрос по-настоящему. А когда мне показалось, что я забеременела, ты повел себя ужасно.

– Тогда это было не ко времени.

– Для тебя. Не ко времени для тебя, – вздохнула я. И подумала, что в какой‐то момент и впрямь хотела завести ребенка, но, посмотрев на реакцию Итана, поняла, что даже если и решусь родить, то уж точно не от него. – Больше так продолжаться не может.

Я ждала вспышки гнева, потока оскорблений – а вместо этого увидела лишь печаль и смирение. Итан взял меня за руку и продолжал держать, пока мы стояли, молча глядя друг на друга, скорбя об отношениях, которые очевидно подошли к концу, пускай никто из нас не готов был сказать об этом прямо, завести разговор о том, где искать юристов по бракоразводным делам и как мы будем делить дом. Итан вытер мне со щек слезы раньше, чем я успела понять, что плачу.

А потом он отпустил меня.

Я взяла пальто и вышла прочь, стуча каблуками по каменным ступеням. За руль садиться не стала, решив прогуляться до дома пешком – машину можно забрать и завтра. Было холодно, и дыхание вырывалось у меня изо рта облачком. Вот так вот льешь-льешь в кувшин отношений годы, надежды на будущее, воспоминания из детства, досыпаешь туда смех, секс, любовь, а потом хватает одного разговора погожим, морозным январским вечерком, чтобы кувшин треснул пополам и все налитое туда ушло в землю.

Ты бы мной гордилась. Уж ты‐то точно. А вот как мама с папой отреагируют, я даже представить не могла. И даже сейчас, когда я лежу в постели и пишу тебе письмо, я все еще гадаю, как они воспримут новость о моем разводе.

А тогда, после обеда, я шла и шла, сама не зная куда. Мне не хотелось возвращаться в огромный пустой дом и бродить по нему, зная, что я не смогу содержать его без мужа. А я ведь столько всего про Итана знаю, невероятное количество бессмысленной информации, еще час назад необходимой мне как воздух: как он предпочитает кофе, какие ласки любит, каким видит наше будущее…

А потом я подняла голову, и знаешь, где я оказалась? Около твоего дома. Опять. Вот только он больше не твой – домовладелец поселил туда новых жильцов. Мама с папой от этой новости пришли в ужас: они подумали, что новые арендаторы наслушались историй о твоей пропаже и решили поселиться в известном месте. Однако жильцы оказались молодой парой, переехавшей из Бристоля. Так что несколько недель назад нам пришлось собрать твои вещи и сдать их на хранение, потому что мы все еще надеемся, что однажды ты вернешься. Впрочем, ту красивую зеленую вазу, которую Ноа для тебя сделал, я забрала к себе домой. Она теперь живет у меня на прикроватной тумбочке.

Я постояла у ворот, глядя на твой дом. В спальне кто‐то включил свет. Если на секундочку обо всем забыть, можно было представить, что это ты там устроилась почитать в кровати, прихватив чашку чая, а под боком у тебя свернулась та бездомная кошка.

Мысленная картинка заставила меня спохватиться и оглядеться по сторонам, повторяя «кис-кис-кис». Я ведь совершенно забыла отвезти Шельму в приют. Я спрашивала Итана, не можем ли мы забрать кошку, но у него эта мысль вызвала такое отвращение, что не было смысла настаивать. Я минут двадцать искала Шельму вокруг всего здания, но так и не нашла.

К тому времени, когда я вернулась домой, уже стемнело. Итан явно заезжал: два его чемодана и бо́льшая часть одежды исчезли. Мне даже думать не хотелось о том, как быть, если он попросит вернуть помолвочное и обручальное кольца, я ведь их так и не нашла. Они наверняка у Джека – как и ты, я уверена, но доказать не могу ни то, ни другое.

Глава сорок шестая

Сто пятьдесят четвертый день после исчезновения

Элоди Фрей

Услышав тихий щелчок, я открываю глаза.

Никакого грохота, дыма и огня. Ничья грудная клетка не превращается в месиво. И кровь не забрызгивает мне лицо.

Все остается по-прежнему: мы с Джеком стоим лицом друг к другу, и между нами – твердое дуло винтовки.

И он смотрит на меня с леденящей смесью злости и веселья, но его эмоции кажутся бледной акварелью рядом с яркими чернилами моего разочарования и ужаса.

– Она на предохранителе, – сообщает мне Джек ласковым и тихим голосом, каким обычно сознаются в постыдных интимных тайнах.

А потом бросается вперед, хватая винтовку за дуло. Я отшатываюсь и, поскользнувшись, падаю на спину. Джек, не успевший выпустить винтовку, заваливается следом за мной, взметнув рой мелких снежинок. Бросив винтовку, я подскакиваю и со всех ног бросаюсь бежать. Ветки задевают волосы и лицо, но я не останавливаюсь. Джек несется за мной, зовя по имени. Я не оборачиваюсь, хватит с меня, и несусь вперед, как дикий, неприрученный зверь, наконец‐то вырвавшийся на волю.