Я бросаюсь к двери и подбираю букет в надежде, что его еще никто не успел заметить. Цветы тяжелее, чем казалось на первый взгляд. С трудом нашарив ключ, я открываю дверь и вваливаюсь в квартиру на ватных ногах, едва не споткнувшись о метнувшуюся вперед Шельму. Отложив букет на кухонный стол, я вытаскиваю бежевую открыточку из плотной бумаги, припрятанную между роз, хотя и так уже понятно, кто мог их прислать.
«Я тобой очень горжусь, Элоди. Целую-обнимаю, вечно твоя Марго».
Дышать тяжело, и не только после вынужденного спринта, но и от стыда. Я не заслуживаю такой подруги. Это все моя вина. Не надо было вообще давать Марго повод думать, будто издательство готово что‐то там подписать.
Вынув из шкафчика миску, я щедро наваливаю туда вонючего корма для Шельмы. А потом устраиваюсь за ноутбуком и заказываю для Марго букет побольше, добавив к нему бутылку шампанского и шоколадные конфеты. Возможно, разумнее было бы поберечь оставшиеся деньги, но из нас двоих именно Марго по-настоящему заслуживает похвалы и подарков.
А потом я срезаю с букета ленточку и выбрасываю ее в мусорное ведро вместе с открыткой.
Глава шестая
Двадцатью четырьмя днями раньше
Я сижу в гостиной у Джека, на том самом диване глубокого зеленого цвета, который сама же и помогала выбрать в прошлом году. Вся остальная мебель здесь в чуть более индустриальном стиле, из дуба и стали. В целом дом безупречен: все разложено по полочкам, поверхности надраены до такого блеска, как будто Джек лично прошелся по углам с зубной щеткой и бутылкой чистящего средства.
Может, и впрямь прошелся – у него всегда при себе маленький дорожный набор с зубной щеткой и бутылочка антибактериального геля для рук.
Но жилище Джека можно выставлять для публики не только как образец абсолютной чистоты, но и как произведение архитектурного искусства с окнами от пола до потолка и балконом, примыкающим к основной спальне. Джек сам разрабатывал проект и выстроил дом на деньги, доставшиеся в наследство от отца.
– Точно не хочешь вина? – окликает меня друг из кухни.
– Нет, спасибо, бузинного лимонада [3] достаточно.
Сегодня я «нормальная Элоди». Сменившая пижаму на голубое летнее платье. Замазавшая синяки под глазами консилером, подкрасившая губы нежно-розовым блеском. Я Элоди, верящая в свою удачу. Элоди, радостно вышедшая из дома навстречу новому дню. Пьющая только безалкогольные напитки, чтобы потом не блевать и не рыдать всю ночь. Получившая вчера после пробежки весточку от агента, что в «Харриерс» приняли на рассмотрение ее новые, «более мрачные» сюжеты. Элоди, которая повторяет себе, что еще ничто не потеряно, и благодаря этому находящая силы вылезти из кровати.
От запаха помидоров, базилика и чеснока, доносящихся с кухни, слюнки текут.
– Тебе помочь?
Джек выглядывает из арки, разделяющей кухню и столовую.
– Если понадобится что‐нибудь сжечь, непременно тебя позову.
– Я сожгла лапшу один раз. Только один раз. Откуда мне было знать, что туда воду добавлять надо?
– На упаковку смотри, Фрей, – наставляет он. – Там обычно инструкции пишут.
Пока мы едим домашнюю пиццу, я просматриваю на «Нетфликсе» список документальных фильмов о преступлениях.
– Бо́льшую часть мы уже смотрели: Джейси Ли Дьюгард, Элизабет Смарт, Наташа Кампуш…
– Кампуш? Кто такая? – спрашивает Джек. – Я этот фильм не видел.
– Девушка из Австрии, пропавшая в десятилетнем возрасте. Ее восемь лет держал в тесном подвале один чокнутый холостяк средних лет со сросшимися бровями и обсессивно-компульсивным расстройством. Вольфганг… какой‐то там.
– Вольфганг? – Джек усмехается. – Ты на ходу выдумываешь, что ли?
– Австрийское имя, судя по всему.
– И как ей удалось вырваться?
– Он сделал из Кампуш рабыню, заставлял готовить и убирать. Однажды, пока она пылесосила его машину, ему позвонили. Вольфганг отошел подальше, чтобы шум пылесоса не мешал разговаривать, и пленница, как только он повернулся спиной, бросилась бежать.
– Жуть какая.
– Да не говори. Ужас.
– А зачем же он позволил ей выйти на улицу? Я бы на его месте держал девчонку взаперти, – замечает Джек.
– Наверное, начал считать, что она никуда не денется. Восемь лет – срок немалый. Некоторые даже думали, что у нее развился стокгольмский синдром, потому что девушка плакала, когда ее мучитель покончил с собой. Но она сама так не думает. Кампуш про это потом книгу написала, очень толстую. Фильм, судя по всему, тоже длинный.
Джек набирает имя Наташи Кампуш в поисковике и просматривает найденные ссылки одну за другой.
– Джейси Ли Дьюгард, Элизабет Смарт, Наташа Кампуш, – повторяет он. – А знаешь, что у них общего?
– Чудовищные истории похищений?
– Они симпатичные блондинки с контрактами на издание книги. Все три.
– Ну, и это тоже, – пожимаю плечами я.
– И с лицензиями на съемки фильмов. – Джек поднимает взгляд. – А ты могла бы стать четвертой.
– Что-что?