Одна маленькая ошибка

– Мы не просто работали вместе. Мы с ней были как сестры, верите? И мы просто… – Ханна осекается и прикрывает рот рукой, словно пытается сдержать всхлип. Ее глаза умело увлажнены каплями, ровно настолько, чтобы создавалось ощущение подступающих слез. Сколько ж она перед этими съемками у зеркала репетировала? – Мы просто… просто хотим, чтобы она вернулась домой.

Интерьер «Кружки» сменяется кадрами поисков: люди пробираются сквозь густые заросли, шаря длинными палками по кустам в поисках моего тела. А затем я вижу знакомый профиль – длинный прямой нос и шапка седых волос, выглядывающих из-под кепи. Джордж. Он тоже в поисковом отряде. Я и подумать не могла, что Джордж будет за меня переживать. Что я вообще кому‐то настолько важна, не считая моей семьи да Джека с Марго. Старику не следовало соваться в лес. А если он запнется и упадет где‐нибудь в чаще? Или поранится? Или заблудится?

Утро постепенно сменяется днем, день уступает место вечеру, но чувство вины так и ходит за мной по пятам по всему коттеджу. И если я поддамся ему хоть чуть-чуть, оно сожрет меня живьем. Поэтому я отвлекаюсь как могу: включаю радио, принимаю душ, одеваюсь – одежда Джека мне так велика, что приходится закатать рукава едва ли не в пять раз, – готовлю себе ужин, убираю со стола и мою посуду, а потом включаю радио на полную громкость, чтобы не слышать собственных мыслей. Но к тому моменту, когда вечер сменяется ночью, вина все‐таки догоняет меня и вгрызается в мозг, не давая уснуть. Но если я сдамся сейчас и уйду из коттеджа, проблемы будут не только у меня, но и у Джека. Да, он поступил неправильно, но только потому, что любит меня. Потому, что он, наверное, единственный во всем мире, кто меня любит.

А затем я вспоминаю Ноа. И надпись, вырезанную на донышке вазы. Больше всего на свете он хотел, чтобы я стала писательницей.

«Неужели ты готова умереть, так никогда и не позанимавшись любимым делом?»

Решимость крепнет.

Я смогу.

Я справлюсь.

Обязана справиться.

Глава восемнадцатая

Тринадцатый день после исчезновения

Адалин Арчер

В пятницу меня разбудил запах жареного бекона. Я улыбнулась, поняв, что Итан готовит. Обычно он такого не делает: мама ничему его не учила, полностью взяв на себя обслуживание драгоценного отпрыска. Каждый раз, когда мы с ней встречаемся, она начинает спрашивать: «Ты хорошо кормишь моего Итана? А мой Итан на работу ходит в глаженых рубашках? Ты заботишься о моем Итане?» «Мой Итан». Как будто я его просто на время одолжила.

Впервые за много лет Итан взял на работе отгул. С тех пор, как ты пропала, он стал очень внимательным и заботливым, и я ему благодарна. У меня остались всего две незамужние подруги, и когда я слушаю их жуткие истории про свидания с толстыми, лысеющими мужиками, ищущими третью жену, мне хочется вцепиться в Итана руками и ногами и никуда его не отпускать. Мне повезло выйти замуж за человека, который меня любит. Который хочет растить детей со мной. И который способен на время задвинуть свою невероятно важную и трудную работу, чтобы позаботиться обо мне.

Я как раз зашла на кухню, когда Итан задел пальцем раскаленную сковородку.

– Ай, блин!

Я обвела взглядом устроенный им погром: яичный белок, стекающий с кухонного стола на пол, опрокинутый мешок с мукой, корица, размазанная по чистенькой белой плитке…

– Господи боже, а это еще что? – спросила я, глядя на серое месиво в сковородке, одновременно сырое и подгоревшее.

– Французский тост, – ответил муж таким тоном, словно это совершенно очевидно.

– Скажи, что ты не собирался меня этим накормить! – взмолилась я, чуть не покатившись со смеху.

– А что? Будет вкусно! – Итан ухватил сковородку и уверенно вывалил содержимое на тарелку. Серая масса плюхнулась на белый фарфор, и мы оба на нее уставились. Помедлив, Итан вытащил из ящика зажигалку и начал обжаривать верх непонятного месива, «чтобы появилась хрустящая корочка».

– Знаешь, такое ощущение, что ты варишь мет, – заметила я, потому что именно так это и выглядело.

И в довершение всего муж от души посыпал массу сахарной пудрой.

– Вуаля!

– То есть? – Я уже не могла сдерживать смех. – Это что такое? Итан… Господи…

– Что? – Он тоже засмеялся, заразившись моим весельем, хотя на самом деле ничуть не шутил.

– Это… это похоже на еду, которой где‐нибудь в Узбекистане заключенных в тюрьме кормят, или… или на кашу в сиротском приюте позапрошлого века.

Итан лениво потыкал пальцем в месиво на тарелке и тяжело вздохнул.

– Боже, что ж за хрень‐то получилась! А ведь все по рецепту делал.

– Только при этом глаза закрыл, да? – Завывая от смеха, я подняла тарелку и помахала ею, проскулив тоненьким голоском: – Сэр, пожалуйста, а можно мне добавки… не класть?

После этого мы с Итаном уже расхохотались оба, согнувшись и чуть не стукнувшись лбами. Мы так смеялись, что аж животы заболели. На долю секунды я позабыла о том, что ты пропала, и мне было так хорошо. Так хорошо…

Итан макнул палец в сахарную пудру и мазнул меня по носу.

– Злая ты, – заявил он. – Злая!