Одна маленькая ошибка

Не знаю, в курсе ли ты этой папиной манеры, но он плачет только в душе. Впервые я услышала его рыдания сразу после смерти бабушки: сквозь стену, смешиваясь с шипением льющейся воды, доносились тихие всхлипы. Вот и теперь, когда спустя пятнадцать минут папа вышел из душа, выпуская облако теплого пара, краснота вокруг глаз служила единственным признаком недавних слез. А я стояла в дверях собственной спальни в пижаме с логотипом «Беверли-Хиллз, 90210» и с изумлением понимала, что мой папа, мой непобедимый папа, который носил шестилетнюю меня под мышкой с такой легкостью, словно я вовсе ничего не вешу, только что плакал. Кажется, именно в этот момент я наконец‐то осознала, что родители – обычные смертные люди, а не молчаливые железобетонные опоры нашей семьи.

По пути из участка мысль о том, что именно я изменила ситуацию, придавала мне столько сил, что я даже решилась позвонить маме. И спокойно рассказала про папин арест и последующее освобождение. Мама начала что‐то мямлить в ответ, но я ясно и четко сказала, что прекрасно понимаю, как испортились сейчас их с папой отношения, и если они захотят развестись – это их право. Но они должны хотя бы попробовать поговорить друг с другом, ведь попросту нельзя взять и выкинуть тридцать пять лет совместной жизни безо всяких обсуждений, как нельзя и вечно бегать друг от друга в надежде, что все само рассосется. Мама не стала со мной спорить, чем я и воспользовалась, сказав, что, конечно, понимаю, как ей тяжело, пусть мне никогда и не понять ее боль, раз уж, как она справедливо заметила, я не мать, но папе вообще‐то тоже тяжело, и его боль заслуживает такого же внимания.

Мама долго молчала, и мне уже показалось, что она трубку бросила. А она неожиданно ответила:

– Думаю, твоему папе стоит приехать ко мне в Кент. У Триш и Колина на всех места хватит.

Так что к тому времени, когда папа вышел из душа с предательски красными глазами, я уже успела взять для него билет на поезд.

А на следующее утро довезла его до станции, и мы дожидались поезда в неловком молчании. Вы с мамой обожаете обниматься, а мы с папой – нет. Но когда я увидела, как он стоит в этой своей куртке и кепи, раньше принадлежавшем дедушке, меня снова накрыло осознанием, что папа уже не тот сильный человек, который поднимал меня на плечах, чтобы помочь собрать с дерева яблоки. Иногда я все‐таки смотрю на родителей глазами ребенка, и они кажутся мне всесильными и всезнающими, но если бы я встретила папу на улице, не зная, кто это, то увидела бы пожилого дядьку. И тут мне неожиданно подумалось: ты пропала, а значит, когда не станет мамы с папой, я останусь совсем одна. И от этого у меня перехватило дыхание. Я поняла, что не готова к полному одиночеству. И рефлекторно обняла папу, крепко-крепко, так, что он даже сдавленно охнул. Мои объятия ничуть не походили на твои – легкие и естественные. Папа похлопал меня по спине.

– Мама встретит тебя на станции, – предупредила я. Поскольку он солгал насчет рыбалки, было не лишним напомнить, что никто не позволит ему соскочить с поезда на следующей же остановке, не доехав до Кента.

Потом я еще час ездила по дорогам просто так, размышляя. Возвращаться в пустой дом не больно‐то хотелось, так что я включила радио и поехала кататься, сворачивая то влево, то вправо, пока наконец не оказалась возле твоего дома.

Первый и последний раз я ночевала у тебя после того, как умер Ноа, несколько дней подряд, до тех пор, пока однажды утром, спустившись в кухню, не увидела там Джека с чашкой чая. Он воспользовался ключами, которые ты ему сама дала. Я очень удивилась, потому что ни у меня, ни у родителей ключей от твоего дома не было. А он заявил, что ты позвонила ему рано утром и пожаловалась, как тебя утомляет мое присутствие в доме и как ты мечтаешь меня спровадить, но не знаешь, как сказать об этом, чтобы не обидеть. Мне стало так стыдно и горько, что я даже не стала спорить, просто взяла свои вещи и ушла, не дожидаясь, пока ты проснешься. Правда, потом я задумалась… И сказала Итану, что, возможно, Джек солгал мне. На что Итан ответил, что, если бы ты не хотела от меня избавиться, ты бы позвонила и спросила, куда я делась. На этом все и закончилось. Мы никогда на эту тему не говорили, но обида осталась – и не утихла до сих пор. В последующие месяцы наши с тобой отношения ухудшились, и мне подумалось, что, может быть, Джек и не солгал, но тут мне стало еще обиднее, что ты меня так унизила, втянув в это дело постороннего; к тому же было неимоверно больно осознавать, что дни, которые мы провели вместе, для меня оказались важнее, чем для тебя.

Сбоку что‐то мелькнуло, отвлекая меня от размышлений. На заборе обнаружилась кошка, черепаховая, с рыжим пятном в форме сердечка на боку. Та самая, которую ты прикормила. У меня в доме никогда не было животных: я жуткая аккуратистка, и меня бы раздражала шерсть повсюду. Но теперь, когда тебя нет, кто позаботится об этой кошке? Я решила купить переноску и вернуться за Шельмой попозже. Необязательно забирать ее себе; в конце концов, можно хотя бы пристроить в приют.