Одна маленькая ошибка

— Ну конечно, не себе же оставлю, что за тупой вопрос?! — раздражённо бросил Злобин и, увидев, как Римма обиженно поджала губы, вскинул ладони, словно защищаясь: — Нет-нет, пожалуйста, только не злись. Ну просто… блин… ну прикинь — ребёнок! Я до сих пор от шока не могу отойти, — снова сел на край кровати, устало потирая сонные глаза. — Свалился так неожиданно, как снег на голову. Я когда зимой её увидел, ну, Лизу, подумал, что это шутка, развод на бабло, а видишь, как оно в итоге вышло…

Положив ребенка на расстеленное на полу одеяло, Римма села рядом с Владом, задумчиво жуя нижнюю губу:

— Да я понимаю: я сама, когда о беременности узнала, впала в депрессию. Мы планировали Стёпку, и всё равно я долго не могла свыкнуться с мыслью, что жизнь теперь кардинально изменится. Вспомни, какая я раньше была, а какая сейчас — без слёз не взглянешь.

— Да ладно, нормально всё там у тебя, — буркнул под нос Злобин, надеясь, что слова не слишком фонят очевидной ложью.

— Кому ты лепишь, а то я сама не вижу, — Римма обречённо махнула рукой и убрала за ухо засаленную прядь. — Ну что поделать, Владик, жизнь — она такая. Ребёнок же не виноват, что папа у него долбонос недоделанный.

— Ну спасибо, — криво усмехнулся он и бросил взгляд на подругу. Ему показалось, или она губы блеском перед выходом накрасила?

— В опеку нужно позвонить, конечно, но прежде я бы всё-таки узнала, твой ли это на самом деле ребёнок. Как минимум, чтобы совесть потом не грызла.

— Ты имеешь в виду тест ДНК? — ужаснулся Влад. — Нафик?

— В смысле — нафик? — выпучила глаза Римма. — Неужели тебе действительно наплевать, твой это сын или нет?

— Представь себе — плевать!

— Не верю! — отрезала она. — Ты хоть и пытаешься делать вид, что тот ещё циничный засранец, но я же знаю, что ты не такой! Ты сам рос без отца, с матерью, которой всю жизнь было не до тебя, неужели ты позволишь, чтобы твой сын воспитывался в приюте? Много ты видел счастливых выходцев из детских домов?

Её слова словно смертоносный вирус внедрялись в подкорку, выковыривая из недр души то, что он так старательно пытался запрятать. Как бы он ни пытался отрицать, что это не его ребёнок, зараза-действительность точила, вынуждая взглянуть правде в глаза.

— Я тут почитала в интернете на досуге, вот хорошая лаборатория, где анализ сдать можно. Недорого, быстро и без лишнего шума, — вкрадчиво проговорила Римма и положила ему на колени клочок бумаги с нацарапанным адресом. — Узнаешь, чей он, и тогда уже решишь, что делать дальше. Если не твой — отдашь в приют с чистой совестью.

— А если мой? — не отрывая взгляда от кривых букв, хрипло проговорил Влад.

— А если твой, то смотри уже сам. Отдавай, если сможешь потом спать спокойно. — Ребёнок заплакал — Римма опустилась на пол и взяла мальчика на руки. — Он голодный, эта смесь никуда не годится. Иди в магазин и возьми такую же, только единичку. И кефир литровый купи.

— Ага, сейчас, — с готовностью поднялся Влад, стуча по карманам в поиске денег. — Кстати, а кефир зачем? Тоже ему?

— А кефир мне. Я Андрюше сказала, что за кефиром пошла.

Улыбнувшись, Влад покачал головой. Ох уж этот Дудкин-ревнивец.

* * *

Влад курил у раскрытого окна, поставив локти на засыпанный пеплом подоконник. С улицы пахло утренней свежестью, но она не бодрила. Как и табак, как и кружка остывшего кофе. Голова гудела — двое суток без сна.

Нет, бывало, что он не спал ещё дольше, преодолевая марафон нон-стоп от ночного клуба до чьей-то квартиры и обратно, но никогда он ещё не чувствовал себя настолько разбитым. Каким-то выпотрошенным.

Смятая бумажка с адресом лаборатории лежала на захламленном письменном столе, и взгляд то и дело возвращался к несчастному обрывку.

"Две недели — и ты будешь знать, твой это ребёнок или нет. Если не твой, отдашь в приют с чистой совестью", — крутились в голове слова Риммы, вызывая раздражение и чувство какой-то обречённости.

А если мой? А если он всё-таки мой?!

Рассвет освещал маленькую комнату, окрашивая предметы в угрюмо-серый. Оттенок его будущего, цвет его невесёлых мыслей.

Салатовая переноска на кровати выделялась ярким пятном в этой однотонно-базальтовой безнадёге. Ребёнок сладко спал, не зная, что в этот самый момент потенциальный отец решал его дальнейшую судьбу.

Владу было страшно, наверное, как никогда в его пока ещё совсем недолгой жизни. С одной стороны, разум вопил: не лезь во всё это, просто отдай его — и дело с концом. В приюте ему будет хорошо, там он будет одет и накормлен, и если не объявится мать — его усыновит какая-нибудь милая бездетная семья, но мерзкая душонка ныла при мысли, что, возможно, это его ребёнок, и он попадёт в детский дом. При живых родителях.

Он осуждал Лизу, что она смогла так хладнокровно оставить своего сына, но чем он сам лучше, если готов так же легко от него отказаться? Получается, такой же гнида. Отдал — и даже не выяснил, его это сын или нет.