Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Лето было в самом разгаре, но в окрестностях Аппалачей держалась комфортная температура – в пределах двадцати градусов. Хотя Билла окружали включенные вентиляторы, а окна в палате были открыты настежь, его тело горело изнутри. С нормальных 37,5 °C его температура подскочила до 40 °C. Медсестра даже выбросила термометр, подумав, что он сломан. Но с термометром все было в порядке. «Сломанным» был организм Билла. Но именно в тот момент он выздоравливал.

Новый метод лечения рака, который стал возможен благодаря биолюминесценции, превратил иммунную систему Билла в машину по уничтожению рака. То была трудная работенка: требовалось истребить около трех килограммов опухолевых клеток. Борьба вышла из‑под контроля. Вскоре у Билла отказали все органы, и его перевели в реанимацию. Жидкость, которую врачи вводили в его вены, чтобы поддержать артериальное давление, тут же просачивалась через стенки сосудов, словно вода сквозь сито. Из‑за отека ноги Билла сильно раздулись. Врачи изо всех сил пытались нормализовать температуру его тела. Им требовалась технология, подсмотренная учеными у животных, плавающих в ледяных озерах. Профессор Лорен, набирая в телефоне номер жены Билла, вспоминала слова, сказанные мужчиной во время их последнего разговора: «Я вам верю».

– Боюсь, Билл не доживет до рассвета, – сказала Лорен в трубку.

И в медицине, и в жизни главное – это баланс. Нужно найти равновесие, золотую середину. Мы бродим по кромке, где океан встречается с песком: иногда мы заходим в воду освежиться, а иногда лежим на пляже, греясь на солнце. Лечение, убивавшее рак, убивало и самого Билла. Иммунная система вышла из берегов, неистовствовала вовсю. Врачи называют такую реакцию гипервоспалением. В крови бушует цитокиновый шторм, сигнальная система организма сходит с ума. Начинают отказывать органы. Вам грозит смерть. Гипервоспаление может быть вызвано препаратами, CART-T терапией, инфекциями – мы наблюдали его у больных коронавирусом.

Моя работа с тяжелобольными пациентами зачастую предполагает невмешательство: нужно позволить организму человека исцелиться самостоятельно.

Пока тело выздоравливает, наша задача просто поддерживать функции органов. Для этого нужны аппараты, медсестры и медикаменты, но в конечном счете настоящим лекарством является время. Порой бездействовать невыносимо. У меня появляется соблазн взять ситуацию в свои руки, что‑то добавить или что‑то изменить. В таких случаях я напоминаю себе: «Не смей ничего трогать!» При гипервоспалении такая стратегия не работает. Без правильно подобранного лечения тело больного пожрет само себя. В случае таких пациентов, как Билл, врач должен уметь как можно быстрее делать две вещи: брать под контроль температуру тела и тушить пожар.

В качестве огнетушителя выступает препарат, содержащий химическое вещество, которое играет первостепенную роль в воспалительных реакциях организма. Оно настолько важно, что восходит к животным, обитавшим на нашей планете еще 558 миллионов лет назад. Это вещество даже помогло доказать, что древняя окаменелость когда‑то была животным, а не растением. К сожалению, на момент болезни Билла врачи еще не знали о потенциале нового препарата. Им ничего не оставалось делать, кроме как отчаянно пытаться охладить тело. А вдохновением медикам послужило животное, постоянно сталкивающееся с резкими перепадами температур, – американский журавль. Я отправился на замерзшие поля северной Канады, чтобы встретиться с ним вживую.

Я покинул лондонский аэропорт Хитроу, позавтракав вафлями в форме кленовых листьев и запив их холодным канадским пивом. Наш самолет пролетел над Исландией, обогнул ледяное побережье Гренландии и приземлился в Ванкувере. Короткая пересадка совпала с финалом Суперкубка: вокруг раздавались радостные крики и звенели пивные бокалы. Пока я пытался разузнать счет Уэльса в Кубке шести наций[36], мне казалось, что канадцы тоже смотрели регби – только в шлемах для американского футбола. Две страны, разделенные общим видом спорта?