Одна медицина. Как понимание жизни животных помогает лечить человеческие заболевания

Мы шли по лесной подстилке, плотному растительному ковру, выросшему на остатках органики. Моя хлопковая рубашка промокла насквозь. Я чувствовал, как по спине, набирая скорость, сбегают капли пота прямиком за пояс. Наш гид легко и уверенно вел нас вперед. Длинные стройные ноги, бронзовый загар. На его лице было столько же морщин, сколько раз он пробирался сквозь эти джунгли, которые называл домом. Вдруг раздался треск. Щелчок. Закачались ветви, хотя ветра не было и в помине. Они наклонялись, будто в молитве, и тут же взлетали обратно. Вверху над нами скользил янтарный силуэт. Мать‑орангутан появилась среди ветвей, неся на спине драгоценный груз – Чикиту, свою приемную дочь всего нескольких недель от роду.

«Орангутан» – одно из слов с прозрачной внутренней формой, у которых облик точно соответствует лексическому значению. В моем родном валлийском языке много таких слов. Так, mamgu – это бабушка, «дорогая мама». Ceidwad y cysg – анестезиолог, «защитник спящих». Персик, eirin gwlanog eirinя – «пушистая слива». «Орангутан» же переводится с малайского как «лесной человек».

Обвив ногами тело матери, Чикита прочно ухватилась цепкими пальцами за жесткую шерсть у нее на спине. Вы тоже можете сделать такой захват. Раскройте ладони вверх, к потолку. Сожмите кулаки и согните руки в локтях. Посмотрите на линии сухожилий, идущих от основания ладони к середине предплечья. У одних людей два сухожилия, а у некоторых три – дополнительное сухожилие прикреплено к длинной ладонной мышце[10], древней мышце, которая и помогала Чиките крепко держаться за спину матери.

Я наблюдал за ними почти целый час. Не в одиночестве – наедине. Семейство удобно расположилось на земле, и самка заботливо перебирала шерстку детеныша в поисках букашек. Одновременно другой орангутан точно так же ухаживал за матерью Чикиты, бережно поглаживая и разделяя на проборы волосы у нее на спине. Так, встроившись в шеренгу, обезьяны выискивали друг у дружки невидимых паразитов. Прикосновение, забота, установление связи. В тысячах километров оттуда Люси держала на руках самого крошечного из тройняшек, рожденных на 30‑й неделе беременности, – мальчика по имени Джо. Щекой Джо прижимался к теплой материнской груди. Едва касаясь, Люси гладила тонкую полупрозрачную кожу на спине младенца. Кончиком пальца она медленно провела от его плеча до запястья, смахнув капельки крови, оставшиеся от медицинских игл. Она укачивала мальчика, напевая колыбельную, которую когда‑то пела ей собственная мама.

Сама того не подозревая, Люси имитировала поведение наших предков‑приматов. Она ухаживала за Джо так же, как это делала мать Чикиты. Она гладила его и укрепляла с ним связь. Но почему? Почему материнская забота у человека и обезьяны столь схожи? И как это помогает малышам выжить?

Чтобы протянуть ниточку от прародителей‑приматов к современным человеческим младенцам, нам нужно задуматься о сплетнях, светских беседах и груминге. Британец Робин Данбар, в трехлетнем возрасте впервые увидевший обезьяну на веранде своего дома в Восточной Африке, принял твердое решение посвятить жизнь антропологии и изучению поведения приматов. Можно сказать, Данбар вырос на перекрестке разных языков и культур, поскольку там, где он родился, африканские племена жили с арабскими и индийскими сообществами как единое целое. Данбар еще ребенком освоил суахили, писал стихи на санскрите, а на первую настоящую работу устроился только в сорок лет. Жизнь в пестром, гетерогенном мире колониальной империи пробудила в нем безграничный интерес к коммуникации между людьми.

Несмотря на то знаковое свидание на веранде, Данбар мало интересовался дикой природой. Его родственники и друзья предпочитали наблюдать за животными исключительно через прицел охотничьей винтовки. Путь к изучению животных начался у него с любви к людям и их поведенческим моделям, что отличает его от других приматологов, например Джейн Гудолл. После того как Данбару отказали в должности клинического психолога в Лондоне, из‑за того что он обошел своего начальника по числу публикаций, случайная встреча с бабуинами во время университетской экспедиции в Эфиопию вновь зажгла в нем любопытство к приматам. Наблюдая за тем, как обезьяны ловко перекладывают жесткие седые пряди с одной стороны на другую, словно стилисты‑парикмахеры, Данбар задался вопросом о значении груминга в их жизни. Зачем приматы тратят на это занятие столько времени? Груминг отвлекает от поиска пищи, делает их уязвимыми для хищников и требует много энергии. Ученый предположил, что такая форма заботы друг о друге напрямую коррелирует с размерами стаи, и на протяжении всей своей карьеры пытался выяснить, так ли это.