Согласно плану работ Зои Тимофеевой, мы должны были развесить плакаты, нарисованные её неофициальными рабами, по всей школе для того, чтобы сагитировать посетить последний звонок не только учителей, выпускников и их родителей, но и других учеников. Я еле сдерживалась, чтобы не сказать, что это не в её интересах, потому что она всё равно проиграет, но Никита, словно почувствовав, что внутри меня начинает всё вскипать, взял меня за руку и принялся везде таскать с собой, словно хвостик. В основном он раздавал указания, потому что сам мало что мог сделать одной рукой.
Я не вникала в суть его разговора с ребятами, и лишь смотрела за спины этих парней на то, как Зоя Тимофеева мечется от одного человека к другому, пытаясь проконтролировать работу если не всех, то большинства. Когда она неожиданно развернулась на каблуках и двинулась в нашу сторону, я крепче сжала Никитину ладонью.
— Не забудьте про завтрашние дебаты, — произнесла она, а затем более надменно и снисходительно добавила: — Рита и Никита, которые якобы не встречаются.
Никита не целовал меня в школе по моей просьбе; публичное проявление чувств казалось мне абсолютно неуместным явлением.
— Спасибо, Зоя, мы помним, — ответил Никита.
Девушка кивнула. Её взгляд проскользнул по лицу Никиты, где ещё можно было заметить тонкую красную полоску ранки на брови, к его травмированной руке и задержался там на долгие секунды. Лёгкая улыбка одними уголками губ. Слегка прищуренный взгляд.
— Сочувствую насчёт твоей руки, — произнесла она и положила ладонь Никите на плечо. — Надеюсь, не сильно болит?
— Не очень. Шрамы украшают мужчину, — отшутился Никита.
Он ухмыльнулся собственным словам, Зоя как—то нервно хихикнула, а я стояла и не понимала, что происходит: неужели, она с ним флиртует?
— В любом случае, это ужасно несправедливо — почему плохие вещи всегда случаются с хорошими людьми? — на этих словах её взгляд неожиданно соскочил на меня. Но моё лицо осталось непробиваемым, по крайней мере, именно на это я и надеялась.
Зоя провела ладонью по руке Никиты до самого предплечья и убрала её именно там, где уже начинались наши сцепленные в замок пальцы.
— Кто знает, что именно было у них на уме, — продолжила она спустя короткую паузу. — Вы уже узнали, кто это был?
Я бросила на Никиту косой взгляд. Его брови сдвинулись к переносице.
— Кого “их”? — уточнил он.
— Парней, которые на тебя напали. — Пояснила Зоя.
В моём горле внезапно образовался шар для настольного тенниса, не позволяющий мне сделать ни вдох, ни выдох. Никто, кроме меня, Сёмы, Яна и Жени не знал, что именно случилось с Никитой.
По мере того, как до меня доходил смысл Зоиного просчёта, её собственное лицо вытягивалось точно зеркально моему. Я не сводила с неё прямого взгляда.
— А где Дима? — поинтересовалась я как бы невзначай. — Не видела его уже, кажется, дня два точно.
Зоя сделала совсем незначительный шаг назад, словно побоялась того, что я воспользуюсь её же методом. Я вырвала свою ладонь из ладони Никиты слишком резко, потому что тут же почувствовала на себе его взгляд, но не обратила на это внимание.
— Он болеет, — пролепетала Зоя.
— Ммм, болеет, — протянула я, из последних сил сдерживая себя от того, чтобы не сорваться с места и не вырвать её идеальные белоснежные волосы вместе со скальпом. — А как же завтрашние дебаты? Неужели, он их пропустит?
— Я думаю, что в его присутствии нет необходимости … Я прекрасно справлюсь сама.
— Ну да, — прошипела я.
Кто—то позвал Зою из противоположного угла актового зала, и она тут же извинилась, развернулась на каблуках и ретировалась прочь.
— Я что—то не правильно понял, или …? — спросил Никита.
— Да, — коротко ответила я. — То самое “или”.
Именно в этом и заключался тот самый заговор, о котором я случайно узнала из чужого разговора: плохо спланированная диверсия, жертвой которой должна была стать я — единственный плохой человек, заслуживший это. В голове всплыла улыбка Зои и странный взгляд, которым она одарила Никиту секундами ранее; я приняла это за флирт, но это была вина перед Никитой за то, что из—за оплошности Димы пострадал именно он. И как итог — мы всё ещё были её соперниками, а значит, всё было напрасно.
— Не могу поверить, что ради какого—то глупого школьного конкурса человек может пойти на такое! — воскликнул Никита вечером того же дня, когда мы медленно прогуливались по городу.
Часами ранее он запретил мне устраивать Зое ответный саботаж в виде массового сжигания всех плакатов в мусорном контейнере во дворе школы, а также выразил своё веское “нет” против того, чтобы я просто вылила ей на голову остатки краски. Никита сказал, что жизнь сама накажет тех, кто заслужил, и нам не стоит портить карму из—за такого жалкого, неуверенного в себе и лицемерного человека, как Зоя. Я слушала и сопровождала каждое его слово кивком в знак согласия, но сама могла думать только о том, как бежала по больничному коридору, боясь увидеть Никиту едва ли в здоровом состоянии.
— Человек — не может. А Зоя — запросто.