Одна ночь

— Вы занимайте гостей.

— Приказано занимать гостей, — неохотно сказал старшина, передавая лейтенанту свою шинель.

— Внимание, товарищи, — сказал начальник, выходя в коридор и застегивая на ходу шинель. — У нас на заставе первый случай побега. Ушел задержанный нарушитель. Далеко он не уйдет, но поймать его надо живым. Местность он, вероятно, хорошо знает. Маслов со своим отделением пойдет на Кулики, а я с Киселевым справа по следу с Мазепой. Встретимся у перекрестка. Ведите людей.

— Патроны все получили? — спросил Маслов и, не дожидаясь ответа, скомандовал:

— Отделение, на-ле-во! За мной шагом марш!

Командир отделения Киселев, выждав, когда последние бойцы Маслова вышли на улицу, дал команду своему отделению.

Девушки прилипли к окнам, глядя на уходящих пограничников.

Старшина вернулся в ленинский уголок.

— Ну, дорогие гости, — сказал старшина, — будем продолжать наш вечер. Вы куда, Валя?

— Я не могу ждать… Грохотов с Катюшей уехали… Он без оружия. Я пойду навстречу.

— Напрасно беспокоитесь. Муженек у вас находчивый, он и без оружия может, как с оружием…

— Если мы с ним разминемся, пускай ждет.

Валя ушла. За ней двинулись остальные девушки. Старшина стал в дверях.

— А вас я не могу пустить. Не-ет. Вернутся бойцы, что скажут? Не удержал?

— Пора домой. Уже поздно, — запротестовали девушки.

— Что вы, что вы! Детское время. Может быть, я вас не интересую? — обращаясь к Тане, спросил старшина.

Таня смутилась.

— Вовсе нет.

— Нет? Не интересую, значит?

— Вот вы какой… Я совсем наоборот хотела сказать.

— Наоборот? Очень приятно. Значит, интересую.

— Да нет же… — Таня совсем смутилась и отошла к окну.

Девушки засмеялись.

— Вот и хорошо, — сказал старшина, — садитесь-ка, гости дорогие. Может быть, споем?

— Мы пойдем лучше, — нерешительно сопротивлялась Таня.

— Не могу пустить. Я вам скажу, в чем дело. Придете вы домой, отцам и братьям расскажете о побеге нарушителя… Ну, значит, они тоже не утерпят и пойдут его ловить. А такой оборот, может быть, не входит в расчеты высшего командования.

— Мы не скажем.

— Верно, что не скажете, а только пустить не могу. Кто их знает. Они у вас на лице могут прочесть. Народ грамотный.

Девушки опять засмеялись.

Политрук, как только скрылись красноармейцы, сообщил коменданту участка о побеге нарушителя, о принятых мерах и теперь ходил по канцелярии.

Писарь сидел за столом, заготовляя какую-то ведомость.

Из ленинского уголка донеслась песня девушек. Политрук посмотрел на писаря. Ему показалось, что Лебедев хочет прекратить пение.

— Пускай поют, — сказал он, заглядывая через голову писаря в бумагу.

Это был новый список личного состава заставы. Пробежав глазами фамилии, политрук не нашел Грохотова, Лукина, Яковенко и других демобилизованных, — ему стало грустно.

Еще раз взглянув на список, политрук зашагал по комнате. За каждой прочитанной фамилией вставали живые люди.

Вот, например, командиры отделений: Маслов, Киселев и Жуков. Сейчас они ведут за собой в темноте на опасное дело прекрасных людей.

Маслов — угрюмый, неразговорчивый, медлительный. Политрук не мог вспомнить, видел ли он его когда-нибудь улыбающимся. До армии Маслов работал где-то в совхозе. Отца его убили в гражданскую войну. На заставе этот пограничник был знаменит фразой, которую любил повторять: «Не торопясь — но побыстрей». Бойцы его отделения все как на подбор — комсомольцы, только один он — беспартийный. Первые дни медлительность Маслова раздражала политрука, но со временем, когда он убедился, что делу это не вредит, примирился и перестал замечать ее.

Киселев был полная противоположность Маслову. Весельчак, плясун, он увлекал свое отделение необычайно живым темпераментом. В походе Киселев со своим отделением загонял остальных, и к нему всегда относилась команда:

— Не частить! Ре-же!..

До армии он работал шофером на грузовике в небольшом сибирском городке, и на его совести — он этого сам не скрывал — лежало много задавленных кур, гусей и даже два барана.

Жуков — комсомолец и кандидат партии. Он в течение пяти минут с завязанными глазами разбирал и собирал пулемет. С точностью до десяти метров определял на глаз расстояние до видимой цели. Очень любил математику. Однажды он поразил инспектора, приехавшего из Москвы. На вопрос, сколько будет 34, помноженное на 76, Жуков не стал высчитывать на бумажке, а не задумываясь ответил: 2584. Инспектор взял его тетрадь, помножил, убедился, что ответ правилен. Он посоветовал Жукову учиться в артиллерийской школе, написал рекомендательную записку. На будущий год Жуков собирался ехать учиться, и все на заставе были заранее уверены в его успехе. Родителей Жуков не помнил. Его беспризорником поймали где-то на юге и водворили в детский дом. До Красной армии он кончил фабзавуч и работал на заводе.

14. На дороге

Ветки хлестали его по лицу. Раз он чуть не упал, споткнувшись, но удержался за дерево, попавшееся под руку. Больше всего он боялся уронить чемодан и разбить флаконы с «духами».