Одна ночь

С боцманом, с человеком, у которого два имени и ни одной достойной фамилии, как сам он любил говорить, Маркус ладил хорошо. Он знал Адама еще со времени работы в горкоме и уже тогда подумал, что этот красно-носый, кряжистый и кривоногий человек - мужик стоящий. Маркус и теперь не сомневался в этом. Хотя внешность и бывает обманчива, но тут расхождения не было. Вот внешность Маркуса была обманчива. Слишком уж гладкий да ухоженный и ко всему еще официант, чего можно было ждать от такого! И тем не менее оказался вовсе не пробравшимся в партию карьеристом, - а горлопаны в партию лезли, - Магнус был человеком твердым, который меньше всего заботился о себе. Поэтому и погиб, именно поэтому. Если бы Магнус по примеру Константина и его, Маркуса, бросился, когда раздались выстрелы, на землю, может, и остался бы в живых, и шагали бы сейчас рядком, как шли они вместе из-под самого Таллина и почти до Ленинграда, держась все время настороже и наготове. Но Магнус остался стоять, он крикнул: "Не стреляйте, мы свои!" из-за его ломаного русского языка Магнуса приняли за диверсанта, командир подразделения с сожалением признался в этом. Часть, в расположение которой они вышли, неделю назад напоролась на немецких парашютистов, рота потеряла двадцать бойцов, и ребята были сейчас обозлены. Если бы они шли еще со стороны противника, а то оказались в тылу обороняющегося полка - как это произошло, ни Маркус, ни Константин объяснить потом не могли. Видимо, их проглядели, часовые могли задремать, тем более что они научились пробираться бесшумно. Достигнув фронтовой полосы,-были особенно осторожны, на своей шкуре убедились - у немцев уши чуткие. Ночь хоть глаз выколи, они благодарили небо за тучи, надеялись, что все будет хорошо. Миновали передовую линию немцев, их не заметил пулеметчик, мимо которого они проползли всего в десятке шагов. Немцы методически освещали передовую ракетами; всякий раз, когда ракета взлетала в небо, они застывали на месте,- длинные веточки скрывали их - на кочковатом лесном подножье разрослась голубика. И ни слова вслух, избегали всякого шума, не спешили, не сделали ни одного лишнего, неосторожного движения. К счастью, и погода была за них, дул сильный ветер, шум деревьев заглушал все другие звуки. Они проползли триста - четыреста метров, а может, и все пятьсот, в темноте определить было трудно, Остановились, только когда донеслась приглушенная русская речь. Ее услышали все, почти одновременно, и тут же подползли друг к другу. Им надо было еще подождать, на свету люди разумнее; они же утратили осторожность. От радости, что месячное скитание осталось позади, что они добрались, что у них хватило сил выдержать... Поднялись и пошли на голоса, внезапно услышали клацанье затворов, и тут же раздались выстрелы. Крикнуть надо было Константину, что он и собирался сделать, но Магнус опередил его. Единственный раз в-жизни поступил опрометчиво. Он продолжал стоять и после выстрела, размахивал руками и снова крикнул. В этот момент в небо взвилась немецкая ракета, при свете ее Магнус мог выглядеть довольно внушительно, и его можно было принять за кого угодно, и меньше всего за своего. Четвертый или пятый выстрел сразил Магнуса в тот самый миг, когда Константин закричал, чтобы прекратили стрельбу, что они действительно свои. Когда Магнус упал, Маркус, забыв об опасности, бросился к нему. Магнус еще жил, изо рта стекала кровь, но глаза уже заволакивала пелена. Он пошевелил губами, хотел сказать что-то - и не смог. Струйка крови, помутневшие глаза и едва различимое движение губ - все это запало Маркусу в сердце. Хотя много он видел смертей, слишком много, - гибель Магнуса потрясла его. Он не замечал, что, встревоженные выстрелами, немцы стали в свою очередь палить нещадно, наобум, пули впивались в стволы деревьев. Маркус не видел, когда их окружили наши солдаты. Он стоял на коленях возле друга и не сводил глаз с его лица, которое все больше становилось восковым. Константин материл стрелявших, его сбили прикладом с ног, но он и тогда не смолк. Маркуса даже сейчас кольнуло при воспоминании, что тогда его не оставили возле мертвого Магнуса, а подняли на ноги, толкали и тащили, пока не сунули в какую-то штабную халупу. Лишь под вечер, после того как его и Константина несколько раз допросили, к ним стали относиться лучше. Магнуса он больше не видел, тело его к тому времени уже зарыли, в руках человека, который его последним допрашивал, он увидел партбилет Магнуса. Этот последний и сказал, что его, Маркуса, пошлют в Ленинград, пусть он поймет ситуацию и не чувствует себя оскорбленным. Маркус на своем ломаном русском языке заявил, что они убили стойкого коммуниста и что так, как обращались с ними, ни с кем не должны обращаться.