Одна ночь

Дагмар жалела, что эвакуировалась. Не из-за лишений, которые ей приходилось терпеть, не потому, что вынуждена была есть пропахшую псиной картошку и мерзнуть на- дровнях. А потому, что не все до конца обсудили они с Бенно, не решили, что же предпримут в критический момент. Уедут в Россию или останутся в Таллине. Бенно высмеивал паникеров, которые еще в начале июля драпанули в Нарву и откуда многих вернули назад. Когда первые эшелоны с эвакуированными потянулись на восток, Бенно решил, что спешить некуда.

- Если же уходить, то вместе с фронтом, - сказал он тогда.

Они с Бенно и не представляли себе, что Таллин окажется в окружении.

Хотя Бенно и словом не возразил против эвакуации, он не сказал также напрямик, как ей быть. Поэтому Дагмар и казалось, что она предала мужа. Поступила как человек, который думает лишь о собственном благополучии. Нет, не смела она уезжать, не узнав сперва, что стало с ним. Надеялась, что он отошел с войсками через Нарву, успокаивала себя предположением, что сел на какой-нибудь другой пароход, но ведь надеждами не следует обольщаться. А что, если Бенно ранен или попал к немцам? Тогда она вообще не смела уезжать, ни в коем случае. Если же Бенно погиб, какой смысл ей, подобно Агасферу, скитаться по России? В Таллине - останься она там - ее наверняка бы, как говорит Яннус, не погладили по головке. Ясно, что выгнали бы из редакции, а то, глядишь, и арестовали, только что из того? Бежать исключительно ради себя.

Слова Яннуса, что она, как опытная советская журналистка, понадобится в будущем, что любого убежденного активиста нужно беречь, ибо их и без того слишком много погибло в боях и в море- и еще больше гибнет сейчас в Эстонии, где буржуи и серые бароны снова почувствовали себя на коне, сводят свои кровавые счеты, что поэтому Дагмар не может смотреть на жизнь только со своей колокольни, а должна считаться с завтрашней судьбой всего маленького народа, - слова эти Дагмар не убеждали.

- Знаешь ли, мой школьный товарищ, - Дагмар и Яннус учились вместе в начальной школе, только он на два класса старше, - что я думала, когда слушала тебя?- сказала она Яннусу на берегу Ладоги, -Может, ты и прав, но сердце не отзывается на твои слова. Вроде бы надо согласиться с тобой, разум подсказывает, что ты прав, а не могу. Если и соглашусь, то в глубине души все равно останусь неубежденной.

Дагмар думала, как остаться в Ленинграде. Отсюда до Эстонии рукой подать. Если немцы и захватят Ленинград - в чем она сомневалась, хотя возможности такой полностью не исключала, - то что с ней станется? Кто ее в Ленинграде знает? Всех же фашисты не убьют и в концлагерь не отправят. Тут она будет ближе к Бенно, где бы он ни был - на свободе, в подполье, в тюрьме или... убит... Но хотя Дагмар и думала так, в Ленинграде она не осталась. И не могла бы, ей сказали, что нужно ехать. Это было не пожеланием, а распоряжением, которое требовалось выполнить. Не помогла н просьба оставить ее в редакции эстонской газеты, которая должна выходить в Ленинграде. Дагмар ответили, что сотрудники редакции уже подобраны, - все бывалые журналисты и мужчины, которые смогут лучше перенести тяготы жизни фронтового города. А она пусть спокойно перебирается через Ладогу, в Челябинске вопрос о ее назначении решится. Яннус все это предвидел и отсоветовал обращаться к секретарю ЦК.

Сейчас, в снегопаде, Дагмар еще острее чувствовала себя сорванным с дерева листком, который ветер безжалостно швыряет с места на место. Ее желание уже ничего не значит, ее просто затягивает движущийся поток. С того самого момента, когда Яннус явился к ней и увел с собой. В ее собственных интересах, в интересах Бенно, в интересах народа... Боже мой, какие высокие слова...