Одна ночь:открытия

«Уильям пытался выяснить несколько вещей, вот и все. Пожалуйста, останься и послушай, что он скажет ».

Я рада, что он хочет позволить мне разделить бремя, но я тоже напугана. Слегка кивнув, я сажусь к нему на колени и позволяю ему привести мое тело в положение, которое ему нравится, то есть сбоку, мои ноги свисают через подлокотник стула, моя щека лежит на его груди.

'ХОРОШО. Итак, София?

У меня кровь холодеет от одного упоминания ее имени.

«Она настаивает, что никогда не говорила ни слова Чарли».

Чарли? Кто такой Чарли?

«Я ей верю, - говорит Миллер. Это неохотное признание, и меня удивляет, особенно когда Уильям соглашается. - Ты почувствовал хоть какое-то указание на то, что она могла следовать за Оливией?

«Я не могу сказать наверняка, но мы все знаем, что эта женщина думает о тебе, Харт».

Я, конечно, знаю, что София думает о Миллере, в основном потому, что она сама мне это сказала. Она бывшая клиентка, которая в него влюбилась. Или зациклилась на нем, точнее. Миллер волновался, что она пыталась меня похитить. Она так сильно его любит? Достаточно, чтобы от меня избавиться?

- Что-нибудь чувствуешь с Софией Рейнхофф? Уильям усмехается. «Единственное, что я чувствую в ее присутствии, - холод. Ты был неосторожен. Взять Ливи в Ice был глупым ходом. Привезти ее к себе домой - это тоже глупо. Держу пари, она наслаждается знанием того, что может разоблачить тебя, Харт.

Я съеживаюсь, чувствуя, как Миллер смотрит на меня сверху вниз. Я знаю, что нас ждет. «И Оливия, и я преуменьшали значение наших отношений. Я взял Ливи в Ice только тогда, когда клуб был закрыт ».

- А когда она появилась без твоего ведома, ты ее проводил? Ты удалился от нее, чтобы уменьшить риск ассоциации? В серьезном тоне Уильяма есть юмор. Я хочу спрятаться. 'Да?' - подсказывает он, хотя чертовски хорошо знает ответ.

«Нет», - выплевывает Миллер сквозь стиснутую челюсть. «Я понимаю свою глупость».

«Итак, у нас есть клуб, полный людей, которые были свидетелями различных инцидентов, когда отчужденный, заведомо закрытый Миллер Харт потерял свою тряпку с красивой молодой женщиной. Ты видишь, к чему я клоню?

Я закатываю глаза при виде необоснованной потребности Уильяма принизить Миллера. Я также чувствую, как на мои плечи ложится гора вины. Мое невнимание к последствиям своих действий и поведения ускорило ситуацию, загнало Миллера в угол.

- Это все отмечается, Андерсон. Миллер вздыхает, снова ищет мои волосы и начинает крутить прядь. Наступает тишина. Это неловкое молчание, которое только усиливает мою потребность сбежать из кабинета и оставить этих двух мужчин, чтобы они продолжали размышлять о нашей дьявольской ситуации в одиночестве.

Проходит много времени, прежде чем Уильям наконец заговорил, и когда он это делает, мне не нравится то, что он говорит. - Ты, должно быть, предвидел последствия своей отставки, Харт. Ты знаете, что это не твой вызов.

Я сворачиваюсь к Миллеру, как будто уменьшаясь и пытаясь залезть внутрь него, наша реальность уйдет. Не так много места в моем мозгу было посвящено невидимым цепям Миллера или аморальным ублюдкам, которые держат ключи. Призрак Грейси Тейлор захватил мой разум, и, в странном смысле, теперь это кажется намного более привлекательным, чем это. Это действительно реальность, и услышав голос Уильяма, почувствовав мучения Миллера и внезапно охваченный поражением, я оказалась на передовой. Я не совсем уверена, что встретит нас в Лондоне, когда мы туда приедем, но я знаю, что это будет испытывать меня, испытывать нас больше, чем когда-либо прежде.

Ощущение мягких губ на моем виске возвращает меня в комнату. «В то время мне было все равно, - признается Миллер.

'Знаешь ли ты?' Вопрос Уильяма и его краткое изложение ясно указывают на то, что ответ должен быть только один.

«Теперь меня волнует только защита Оливии».

«Хороший ответ», - резко возражает Уильям, и я смотрю на Миллера, находя его в задумчивости, тупо смотрящего через кабинет.

Я ненавижу то, что он выглядит таким побежденным. Я видела этот образ слишком много раз, и он беспокоит меня больше всего на свете. Я чувствую себя слепой, бесполезной и, не имея слов утешения, чтобы предложить ему, я протягиваю руку и кладу ладонь ему на шею, прижимая его к себе сильнее и уткнувшись лицом в щетину на его шее. 'Я тебя люблю.' Мое заявление срывается шепотом с моего рта, как будто мой инстинкт подсказывает мне, что постоянное усиление моей любви к нему - это все, что у меня есть. Я неохотно признаю, что это так.

Уильям продолжает. «Не могу поверить, что ты был достаточно глуп, чтобы бросить это».

Сухие мускулы напрягаются подо мной в одно мгновение. 'Глупый?' - шипит Миллер, перекладывая меня к себе на колени. Я практически чувствую, как его эмоции накаляются от нашего обнаженного контакта. «Ты предлагаешь, чтобы я продолжал трахать других женщин, когда я связан с Оливией?» Его резкий угол зрения заставляет мое лицо искривляться от отвращения, как и мысленные образы ремней и…

Стоп!