Одна осень одного королевства

– Ешьте, – настояла девушка. – В горячке вы будете думать совсем иначе.

– Мари, – позвал старик из-за другой стены, – сегодня ночь совсем темна и потому особенно тосклива. Вернер, как видно, занемог. Я прошу тебя снова спеть для нас.

– Дедушка, я спела уже все песни, что знала, – улыбнулась она. – Да и новому гостю, быть может, не нравится пение.

– Почему же? – возразил тот. – Пожалуй, это будет гораздо лучше горького лекарства. Да и какой солдат не любит песен?!

– Мужчины, как дети, – вздохнула девушка. – Даже воины, – она шутливо хихикнула. – Но что мне спеть?

– Что-нибудь повеселее, – улыбнулся Джереон. – Что скрасит эту дождливую ночь.

– Что ж, – Мари задумалась. – Я попробую.

Она чуть помедлила и начала тихо напевать весёлый мотив, подбирая слова, затем чуть громче запела:

Наш Уильям – славный малый,
Но слов не держит своих —
Девицу нашёл, с ума её свёл.
Искать где теперь их двоих?

Он при дворе

в шелках и парче,
Гуляет и пьёт вино.
Девица в темнице,
а сердце её
Ему до сих пор верно.

Мари глубоко вздохнула, переводя дыхание, и запела припев.

К чему кривить душой?
В тебя влюбилась я.
Но это, друг мой милый,
Трагедия моя.

Граф Уильям хороший малый,

Но проклят был тот миг,
Когда я его повстречала
И вместе мы ночь провели.

Спасибо, дружок, за ласковый слог,

За лестные речи твои,
Тебя не сужу, в темнице сижу,
А ты другую простушку найди.

К чему кривить душой?

В тебя влюбилась я.
Но это, друг мой милый,

Она сделала короткую паузу и медленно закончила:

Трагедия… моя…

Песня стихла, слушатели молчали. В темноте сырых камер слышалось только шуршание крыс в дальних углах. Наконец старик Джереон вздохнул.

– Так Уильям оказывается граф? – спросил он с улыбкой.

– Да, дедушка, – отозвалась Мари безрадостно.

– Он тебе действительно дорог? Раз уж посвящаешь ему песни.

– Не знаю, дедушка… Может быть, – она немного помолчала. – Да и какая теперь разница? Не знаю, почему жива до сих пор, но увидеть его снова, я потеряла всякую надежду. Вдобавок, он обманщик. Пусть думает, что я сбежала обратно в лес, пытаясь сохранить остатки гордости.

– То, что ты мне рассказывала о нём раньше, – ответил старик, – говорит о том, что он не такой уж обманщик. Уж и не знаю, зачем ему пришлось скрывать свой титул, но для шутки не каждый будет предлагать жениться.

– Он был тогда в горячке, – хмыкнула Мари. – Это вполне объясняет всё.

– Ты говорила, что тем утром он был уже вполне в здравом уме. Не спеши делать о человеке плохих выводов.

– Мои выводы уже не имеют никакого значения.

– Ты можешь хотя бы очистить свою душу от тяжести осуждения перед смертью, – возразил Джереон. – Это уже немало.

– Вы правы, дедушка, – вздохнула Мари. – Хотя, это вовсе не радостно звучит.

– Родной дедушка? – поинтересовался из темноты Вернер, когда нависшая вдруг тишина ощутимо повеяла предчувствием близящейся гибели, которым были, наверное, насквозь пропитаны заплесневевшие стены темницы.

– Простите, – вдруг встрепенулась, отвлекаясь от невесёлых мыслей, Мари, – мы с дедушкой так привыкли быть всё время вдвоём, что я совсем забыла, что нас теперь трое. Нет, Джереон разрешил мне так его называть.

– Так мне становится теплее, – отозвался старик, – будто слышу голос своей внучки. Я никогда не видел её, но знаю, что она есть у меня, – он задумался. – Уверен, что она красавица и такая же добрая, как Мари.

– Значит, вы здесь уже так долго? – осторожно спросил Вернер.

– Когда я в последний раз спрашивал стражника, сколько я здесь, он сказал, что лет пятнадцать, может больше, – отозвался заключенный.

– Это ужасно… Хуже казни, – произнёс мужчина в сердцах, затем, немного остыв, снова поинтересовался. – А вы, Мари? Давно здесь?

– Я только неделю, может чуть больше… Но, кажется, что целую вечность, – девушка тяжело вздохнула. – Даже не знаю, как дедушка продержался так долго.

– Вера творит чудеса, – хмыкнул старик. – Главное найти смысл, найти, во что верить.

– А во что верить? – снова спросила Мари задумчиво.

– Я верю в будущее, – отозвался Джерион. – В то, что завтрашний день будет лучше, чем вчерашний, даже если меня в нём не будет.

– Значит, нужно верить бескорыстно? – иронично заметил Вернер.

– Иначе, это уже не вера, – ответил старик с шутливой укоризной.

– Тогда, – вновь подала голос девушка, – я бы хотела верить, что Уильям будет жить. И жить счастливо, даже если я никогда его больше не увижу.

– Это хорошее желание, – усмехнулся бывший садовник, – но я буду надеяться на то, что вам всё же удастся снова встретиться и объясниться.