Одна осень одного королевства

– Для всех ты была с позором казнена, забыла? – тихо произнёс мужчина, вновь наклонившись к самому лицу пленницы. – В любом случае, выбора у тебя, как и всегда, нет, – он вновь усмехнулся. – Договор заключён.

Кинжал наконец беззвучно вошёл в ножны, пальцы маркиза разжались и, отвернувшись, он зашагал к выходу из комнаты.

Девушка ещё некоторое время стояла, не решаясь пошевелиться, глядя в пустоту перед собой. По всему телу медленно ползали противные ледяные мурашки, будто только что она пробудилась от ночного кошмара, но он не спешил размыкать на сердце острых когтей ужаса, заставляя задыхаться и паникой вороша мечущиеся мысли.

«А что… если он действительно придёт?»

* * *

День девятнадцатый.

– Боже, как я устал, – Вильгельм упал на кровать, потирая затёкшие, ноющие колени. – Я скоро ослепну от чтения при свече, – он хмуро глянул на стоящих в дверях братьев Анкэля и Удо.

– Молитва должна укреплять тебя, а не наоборот, – покачал головой первый.

– Укреплять? – фыркнул правитель. – У меня всё полыхает внутри от того, как я хочу покинуть монастырь и сделать хоть что-нибудь…

– Что, например?

– Например, увезти из замка Мари.

Анкэль со вздохом закатил глаза – он заходил к временно монашествующему королю каждый день, чтобы самому позвать к трапезе и просто поговорить по вечерам, но все разговоры неизбежно сводились к одной только Мари. Пока перед ним был брат Матис, ещё несколько дней назад, ему и в голову не приходило, сколь много и пылко молодой человек думает о ней. А теперь, когда запрет на подобные мысли и разговоры был снят и, утомлённый постоянным чтением едва понятных ему молитв и одиночеством, Вильгельм получил возможность высказаться, он говорил непривычно много. Непривычно даже для себя самого. Раньше, в обычной жизни, он наверняка хранил бы всё в секрете и молча шёл к своей цели, но сейчас эмоции и мысли настолько переполняли его, что, казалось, молчание просто убивает, разрывает сердце, не давая выхода чувствам. И Вильгельм говорил. Братья Анкэль и Удо стали для него единственными друзьями во всём мире, теми кто спасали его от заточения в келье и собственных размышлениях. Им парень рассказал, как познакомился с кареглазой целительницей, как, сам того не желая, обманул её надежды, как видел её в последний раз, и сколь часто она снилась ему в стенах монастыря, приходя лишь в кошмарах, бередящих душу невозможностью когда-либо высказать сокровенные мысли и признаться в искренних чувствах. Теперь возможность вновь появилась, подарила надежду, и эта надежда жгла грудь желанием действовать, не сидеть сложа руки в ожидании.

– Сила молитвы очень велика, – покачал головой Анкэль, подходя ближе к собеседнику, – но она должна идти от сердца. А ты только и делаешь, что охаешь и ноешь.

– Вильгельм всё-таки наш правитель, – нерешительно вступил в разговор Удо. – Не нужно так…

– Он сам просил быть с ним честными, – перебил того брат. – Вот я и говорю то, что думаю.

– Спасибо, – взглянув в голубые глаза монаха, улыбнулся Вильгельм и сел на край кровати. – Твоя честность часто вразумляет меня. Я бы даже сказал, даёт силы не ослушаться повеления его преосвященства. Но моих желаний она не меняет.

– Быть может, тебе стоит немного расслабиться? – снова подал голос Удо. – Ты даже спать и есть почти перестал. Но у тебя нет цели прочесть все книги, что тебе дадут, необходимо лишь дождаться нужного времени.

– А я согласен с Вильгельмом, – пожал плечами Анкэль. – Чем больше он прочтёт, тем лучше. Только повторю, нужно, чтобы молитва шла от сердца.

– Нет, – не унимаясь, покачал головой первый монах. – Я настаиваю, чтобы правитель оставил чтение хоть ненадолго и немного погулял в саду. Такое затворничество не пойдёт ему на пользу. Он же света белого не видел с тех пор, как вернулся сюда.

– Может ты и прав, – вздохнул Вильгельм и снова потёр колени. – В попытках спастись от поглощающих меня предчувствий и мыслей, я совсем разучусь ходить.

Он поднялся на ноги, поморщившись от ноющей боли, разлившейся по усталому телу.

– Прогуляетесь со мной?

Монахи переглянулись и оба кивнули. Дневные работы были давно закончены, и свободного времени осталось достаточно. А следить за душевным состоянием правителя им приказал настоятель по просьбе епископа, раз уж их выбрал своими друзьями сам Вильгельм.

Осенние сумерки веяли холодом, в саду ещё слышалось пение редких птиц, не покинувших родные гнёзда в поисках тепла. Над горизонтом поднималась огромная оранжево-розовая луна.

– Вильгельм, – тихо произнёс Удо, глядя на ночное светило, взирающее на мир пустыми глазницами серых пятен, – а ты сам веришь в силу молитвы? Или ищешь в ней только спасения от печальных мыслей?

Правитель поймал его взгляд и тоже воззрился на луну, пожал плечами.

– Я верю, что всё делается не зря. Если Бог есть, он не оставит нас.

– Ты и в это до конца не веришь? – хмуро спросил Анкэль.

– Я не знаю, – вздохнул Вильгельм. – Я сам никогда не видел чудес, даже будучи ребёнком. Неужели всё, что происходит сейчас, заслужено моими безобидными выходками?