В первые же дни моего пребывания я понял, что этот визит будет совсем не похож на первый. “Шеф” герр Wolfgang Н. Сразу объявил, что на таможне заплатил $800 пошлины за мои картины и вычтет их из стоимости. Он представляет мне спальню, кухню и мастерскую, но стоимость вычтет из гонорара. И т. д., и т. д. Он был юристом, владельцем фирмы. А я буду жить фактически рядом с его офисом, получать суточные, в остальном полностью свободен, а ему “некогда мной заниматься”. По-русски он не знал ни слова, переводил один из его клерков. На этом мы с “шефом” расстались, и первые две недели я его вообще не видел. Стояла прекрасная теплая осень, я гулял по городу, по огромным окрестным паркам. В городе было много галерей; одна из них, в центре, пятиэтажная, в тот месяц была занята огромной выставкой графики Пикассо. На фоне этого изобилия искусства я с ужасом думал, что же могу предложить своему работодателю для выполнения контракта на 30 работ. Я никогда всерьез не занимался живописью на заказ, у меня не было в этой области никакого опыта. А в коллекции г-на Wolfganga Н. – прекрасные работы Толи Зверева, Немухина, Мастерковой и др. Много было, правда, и ерунды. Решил оттолкнуться от ташизма, как-то совместить его с символизмом, который в Европе всегда популярен. В общем, создать нечто эффектное и загадочное, ни на кого не похожее. Легко сказать! Проблема в том, что и холсты, и краски – всё не такое как у нас. К тому же в Зальцбурге только любительские материалы, все настоящее – в Вене, в Париже. Но делать нечего, надо взять себя в руки и – в атаку, вперед! Писал всё без эскизов, по вдохновению, по 2–3 дня на картину, до поздней ночи. “Шеф” особо не мешал, но постоянно спрашивал: “Дас ист фертиг? То есть это закончено?” К исходу второго месяца мой коллекционер стал приглашать журналистов и своих друзей посмотреть “продукт”. Господа-гости очень удивлялись, хвалили, приценивались. Но “шеф” ничего не хотел продавать, ему нужна была, оказывается, только популярность. В местных газетах стали появляться заметки, фотографии картин. Стали делать рекламные выставки, как здесь тогда было принято, по 5–6 картин – в ресторанах, торговых центрах. Здесь это называлось странно – презентация. Иногда приходилось выступать по 2–3 минуты. Всегда просили сказать “два слова по-немецки”. И везде пили много пива. Шеф стал таскать меня на разные празднества, вернисажи, даже на юбилей Клуба нудистов, где они с женой состояли. Это было нечто, похожее на фильмы Гринуэя: три часа все мы веселились, ужинали, танцевали, купались в бассейне – как Адамы и Евы. Однако никаких фамильярностей, всё чинно и невинно.
В конце третьего месяца сделали большую выставку к открытию сезона в Галерее бриллиантов г-на Broodik. К этому времени “шеф” все мои живописные холсты одел в широкие рамы из белого дерева по $ 300 каждая. Это было очень эффектно: работы успокоились и засверкали.
В день открытия выставки на вернисаж собралась шикарная публика в смокингах и вечерних туалетах – местная аристократия, много представителей русской диаспоры: граф М. Стахович, баронесса Врангель, герцогиня Богемская. Зал, белые скатерти, шампанское, икра, русские закуски, блины, даже горячие пельмени. Официанты были одеты гусарами. Открывал выставку вице-бургомистр словами: “Моего интеллектуального багажа не хватает, чтобы оценить все идеи и ассоциации этого русского художника из страны ГУЛАГа и Горбачева”. “Шеф” мой от радости, хорошо выпив, опрокинул стойку с бриллиантами. Все были в восторге, хором собирали. А я чувствовал себя как в Москве.
Римма Казакова