Читаем Одна отдельно счастливая жизнь полностью

На обратном пути с грустью стал думать о будущем, о том, что ждет в Москве. С наступлением сумерек очутился в той части Ниццы, где никогда раньше не был, на улице магазинов и офисов, где днем полно народа, а вечером всё быстро пустеет. В какой-то момент я оглянулся и увидел, что вокруг никого нет, а я иду по улице и не знаю, куда она ведет. На тротуарах появились кучки темнокожих людей, изнывающих от скуки. Приглядевшись в темноте, я понял, что по одной стороне стоят арабы, а по другой – негры. Я, помню, вначале не особенно волновался – шел себе и курил, думая о чем-то далеком. Но они стали подходить ближе, впереди негритянские мальчишки стали что-то кричать, смеясь, поигрывая палками и цепями. Я все равно никак не реагировал. Они стали что-то спрашивать, как я понял, про деньги и часы, а я в ответ повторял одно – “фильтруй базар”, что заставило их прислушиваться с удивлением. Но ситуация накалялась, активизировались арабы, агрессивно загородили дорогу.

Тут наконец я увидел знакомую улицу Виктора Гюго, свернул резко, увидел такси, нырнул в него, сказал: “Bon soir! Plus vite, s’il vous plaît!” Негры между тем заглядывали в окна и крутили пальцем у виска. Водитель, улыбаясь, спросил, глядя на мой бейджик: “A la maison?” Когда я рассчитывался, он сказал только одну фразу, смысл был очень простой: “Вечером это их территория, вам просто надо было брать авто”. Его спокойствие меня поразило: слово “терпимость” у нас еще не было популярно, “толерантность” – тем более.

В последний день нас ждал еще один подарок от Ниццы – “Битва цветов”, знаменитый ежегодный местный карнавал, он же конкурс красоты. С утра улицы и террасы вдоль Promenade des Anglais заполнились шумной многотысячной толпой, ожидавшей начала карнавального шествия. И вот – вереница машин, утопающих в цветах, с платформами, на которых громоздились огромные цветочные композиции, увенчанные стройными красавицами в бикини (королевами красоты всех областей и городов Прованса). Под восторженные крики и бой барабанов цветочное шествие медленно двигалось по берегу моря, а за ним шли с огромными флагами своих стран все делегации всемирного фестиваля “Grande nuits de Nice” в ярких национальных нарядах, под музыку своих оркестров.

Грохотали корейские барабаны, африканские там-тамы, пели скрипочки израильской делегации, аргентинские аккордеоны играли танго, однообразно гудели гуральские волынки, новозеландские флейты, швейцарские рожки. Зрители и зеваки по сторонам одинаково радушно аплодировали всем делегациям. Музыканты и танцоры шли под дождем из роз и тюльпанов. Помню свои ощущения в эти минуты: впервые в жизни я чувствовал себя гражданином мира, огромного и доброжелательного, и это чувство рождало ощущение счастья, ни с чем не сравнимого. Позади было 60 лет жизни за железным занавесом, 60 лет выживания в ядовитых парах подозрительности и страха, предательства и двуличия. Казалось, все это позади. Невозможно было представить, что совсем скоро будут Чечня, Абхазия, Грузия, а затем вернется и занавес, и кое-что похуже.

Наши артисты, юные мальчики и девочки из Воркуты и Коми АССР, конечно, благодарили организатора поездки, Елену Ивановну Коренную, за всё. Но к окружающему, беспечному веселью относились крайне подозрительно и как-то равнодушно: “Все это чужое!”

По окончании фестиваля в Мартиге наши артисты еще несколько дней выступали на разных площадках и частных корпоративах, а затем поехали на своих автобусах в двухнедельное турне по многим городам и городкам Прованса – и я с ними. Кое-что из тогдашних рисунков на скорую руку сохранилось у меня до сих пор. Помню разнообразную природу Прованса: горы, скалы, водопады, ущелья, поля лаванды, старинные крепости, дубовые рощи, желтые нивы, сады.

Горный Прованс – довольно суровый край.

При всем этом у всех французов вид как будто рассеянный, беспечный, благодушный. Это, видимо, их особая манера жить. Ни одно мероприятие не начинается вовремя: если договорились в 7 часов, придут в 8. Если сказали “встретимся на мосту” – ищите в кафе. Это не Париж, это провинция. Вместе с тем наши артисты, которые жили у местных волонтеров, возвращались по утрам к своим автобусам с чемоданами подарков. Под конец уже не знали, куда что девать. И расставались со слезами на глазах. А я старался каждую свободную минуту что-то порисовать на память, в основном фломастером. В Провансе было много памятников древней, еще римской истории, в прекрасной, на удивление, сохранности – виадуки, крепости.

29 августа 1993 года мы возвращались в Москву, где нас ждали расстрел Белого дома, противостояния, стрельба, смерти, похороны, митинги, аресты, помилования – вся наша бессмысленная российская толкотня, на которую мы тратим свои короткие жизни.

<p>Лихие девяностые</p></span><span>
Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары – XXI век

Фамильные ценности
Фамильные ценности

Александр Васильев (р. 1958) – историк моды, телеведущий, театральный художник, президент Фонда Александра Васильева, почетный член Академии художеств России, кавалер ордена Искусств и Литературы Франции и ордена Креста Латвии. Научный руководитель программы "Теория и индустрия моды" в МГУ, автор многочисленных книг по истории моды, ставших бестселлерами: "Красота в изгнании", "Русская мода. 150 лет в фотографиях", "Русский Голливуд" и др.Семейное древо Васильевых необычайно ветвисто. В роду у Александра Васильева были французские и английские аристократы, государственные деятели эпохи Екатерины Великой, актеры, оперные певцы, театральные режиссеры и художники. Сам же он стал всемирно известным историком моды и обладателем уникальной коллекции исторического костюма. Однако по собственному признанию, самой главной фамильной ценностью для него являются воспоминания, которые и вошли в эту книгу.Первая часть книги – мемуары Петра Павловича Васильева, театрального режиссера и дяди Александра Васильева, о жизни семьи в дореволюционной Самаре и скитаниях по Сибири, окончившихся в Москве. Вторая часть – воспоминания отца нашего героя, Александра Павловича – знаменитого театрального художника. А в третьей части звучит голос самого Александра Васильева, рассказывающего о талантливых предках и зарождении знаменитой коллекции, о детстве и первой любви, о работе в театре и эмиграции в Париж.

Александр Александрович Васильев

Документальная литература

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное