Но вдруг начался плакатный бум. Правление плакатной секции, недавно выбранное, начало устраивать одна за другой большие плакатные выставки: в Государственной Третьяковской галерее, в Манеже, в Центральном доме художника, в доме на Кузнецком и т. д. Тут отказываться от участия я просто не имел права. Некоторые выставки получались почти персональные: на Кузнецком, 20 дал около шестидесяти плакатов. Все это было “ретро”: шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые – докомпьютерная эпоха. Но народ ходил, смотрел, было всем интересно. В конце 2012 года отдел плаката Российской государственной библиотеки предложил сделать юбилейную выставку плаката в огромном и красивейшем Розовом зале. В этом отделе, который теперь называется “Отдел изопродукции”, работали три замечательные женщины: Любовь Родионова, начальник отдела, Светлана Артамонова, заместитель Родионовой, организатор, душа и мотор всех мероприятий и Нина Бабурина – крупнейший специалист по плакатному искусству, знаток истории плаката. Они придумали своеобразный проект экспозиции. По одной стене длинного зала (40 метров) плакаты – как бы официальная, “заказная” сторона жизни художника. На стене напротив – живопись. Это как бы душа художника, то, что он делает для себя. Но эффект вышел неожиданный: получился образ самого времени советской реальности.
С одной стороны – блеск концертов, спектаклей, фильмов, выставок: светская жизнь столиц. С другой стороны – жизнь забытых деревень, старинных городов, маленьких простых людей в просторах России. Открытие наметили на 21 декабря 2012 года, накануне моего 80-летия. В день вернисажа случился мороз под 30 градусов. Организаторы приуныли: кто же приедет в такой мороз? Но оказалось, я сам не знал, сколько у меня настоящих друзей. От количества гостей я был просто в шоке. Нас с Таней завалили цветами и подарками. И какие люди пришли! Архитекторы, скульпторы, живописцы, графики, театралы, писатели, Академики, народные и заслуженные. Для меня был настоящий праздник. Долго не расходились…
После вернисажа были и другие мелкие радости: Первая премия на конкурсе плаката 2012 года, Медаль им. А.П. Чехова (совместная премия Московского союза художников и Союза писателей), благодарность Академии художеств РФ и т. д. Всё это подарки от коллег-художников, и это – самое ценное.
Но главное – что еще не пропало желание с утра ехать в мастерскую, взбираться на пятый этаж и работать, не замечая времени. И я снова и снова с благодарностью думаю о своей профессии, которая позволяет мне создавать свой собственный мир, неподвластный внешним воздействиям. Спасибо всем друзьям и знакомым, которые поддерживали меня на протяжении жизни.
Серебряный Бор
Весна 2015 года. Несмотря на теплую, солнечную погоду, последнее время настроение безрадостное. Уходят один за другим друзья и знакомые. Яркие творческие люди. Кто-то – после долгой и мучительной болезни, кто-то – внезапно, неожиданно, необъяснимо.
Привычным рефреном стали звучать некогда страшные, пугающие слова: инфаркт, инсульт, рак, диабет. Остаются только имена: Володя, Юрий, Коля, Андрюша, Теодор, Игорь… Отпевания, похороны, поминки. Это стало будничным, обычным.
Поразила внезапная смерть выдающегося режиссера и человека Геннадия Ивановича Полоки, с которым я работал ровно тридцать лет, делая плакаты ко всем его фильмам: “Интервенция”, “А был ли Коротин?”, “Возвращение броненосца”, “Око за око”. Плакаты мои были ему по душе, он говорил, что я понимаю его стиль в кино, его идеи. Я очень любил их с Олей теплый, полный творческого горения дом. К тому же мы были близкими соседями.
Последнее время работать стало трудно. Не из-за возраста, не из-за проблем с позвоночником, а из-за того, что прямо против окон моей мастерской в Мневниках выстроили вдоль улицы громадный черный дом, закрывший свет и все небо. В соседних мастерских, а у нас на этаже их 15, давно уже почти никто не работает. Прихожу и ухожу в полном одиночестве. В длинном темном коридоре, заставленном пыльными старыми картинами и подрамниками, пахнет сыростью и тленом. Обстановка будто нашептывает: “Пора, пора! Хватит стараться! Хватит дергаться! Готовься!” Я и готовлюсь. Заканчиваю неоконченные работы, уничтожаю неудачи, выбрасываю черновики. Все равно много чего еще остается. И каждый день, приходя утром в мастерскую, слышу настойчивые вопросы своих многочисленных холстов: “А с нами-то что будет? На кого нас оставишь?” Что им ответить, не знаю. Они живые, зрячие. Я перед ними в долгу, они ведь тоже меня греют, не дают раньше времени уйти.
В последнее время стал замечать, что с годами только возрастает удовольствие от работы, от общения с красками и холстами. Замечаю это и в коллегах. Художники, мои сверстники, перешагнув за восемьдесят, работают все более азартно, открывают новые выставки, создают шедевры. Я тоже, естественно, не хочу отставать. Ищу какие-то новые пути, новые темы. Хотя и зрение слабеет, и иногда оживают старые травмы.