Одна откровенная ночь

Откидываю голову назад, позволяя ей упасть на бок, и смотрю на пульт, который лежит не на своем месте из-за того, что я подскочил с кресла.

Не трогай его. Пусть будет так.

Но я не могу. Мой кабинет — это единственное святое место, которое у меня осталось.

Поспешно подхожу ближе и убираю пульт на законное место в верхний ящик.

— Отлично, — произношу я, собираясь подвинуть кресло.

Тук-тук-тук.

В голове ворох мыслей, и я почему-то ощущаю себя виноватым. Слышу шелковистый голос Оливии за дверью.

— Я знаю, чем ты занимаешься! — смеясь, буквально поет она. — Не забудь про кресло, дорогой.

Я закрываю глаза, словно пытаясь спрятаться от своего преступления.

— Не обязательно дерзить, — бормочу я, любя ее и ненавидя одновременно за то, что она так хорошо меня знает.

— С тобой, Миллер Харт, по-другому нельзя. Открой дверь, или я сама войду.

— Нет! — кричу я, зло закатывая кресло под стол. — Ты же знаешь, я люблю открывать для тебя дверь.

— Тогда поторопись. У меня сегодня еще учеба и работа.

Я иду к двери, поправляю костюм, раздраженно проводя рукой по волосам, но, взявшись за ручку, не поворачиваю ее. Меня посещает идея.

— Пообещай, что не расскажешь, — прошу я. Сдерживаюсь, чтобы не открыть дверь прежде, чем она согласится. Оливия словно магнит, который притягивает меня ближе.

— Психотерапевту? — интересуется она, хихикая. И этот смех снова возбуждает меня.

— Да. Скажи, что не сдашь меня.

— Обещаю, — легко соглашается она. — А теперь позволь мне тебя почувствовать.

Я распахиваю дверь, и она бросается мне на шею, вовлекая в поцелуй. Он длится слишком мало, а потом она целует мое заросшее щетиной лицо.

— Я могу случайно проболтаться, — бормочет она, покусывая мои губы.

Кажется, я понял. Улыбаюсь.

— Что ты хочешь за молчание?

— Ночь любви, — уверенно и без промедления заявляет она.

— У тебя все равно нет выбора.

Я крепко обнимаю ее за талию и несу к дивану. Усаживаю на колени, продолжая целовать.

— Это бессмысленная дискуссия. Я согласна.

— Умная девочка. — Звучит, конечно, высокомерно, но без разницы. — Спасибо, что пришла ко мне, дорогая.

Она отрывается от моих губ, и я тихо рычу, но вскоре забываю об обиде, когда смотрю в ее идеальное лицо, обрамленное великолепными волосами. Мои пальцы мгновенно погружаются в пряди.

— Ты каждый день благодаришь меня, как будто это мой выбор, — шепчет она.

Я приподнимаю брови.

— Я никогда не заставляю тебя делать то, чего ты не хочешь, — напоминаю ей, наслаждаясь нахальным взглядом, брошенным в мою сторону. — Неужели наоборот?

— Не-е-ет, — говорит она, раздраженно растягивая слово. — Но эта твоя привычка мешает мне работать. Думаю поговорить с твоим психотерапевтом об этом.

Я усмехаюсь.

— В таком случае я не буду больше пользоваться ее услугами.

Оливия права. Да, у меня появились новые успокоительные ритуалы, но ведь со многими проблемами я борюсь, так что меня нельзя наказывать. Нужно вознаградить.

Оливия терпеливая, хотя я понимаю, что умирает от желания. Но думаю, она понимает, что никакой психотерапевт не поможет мне вычеркнуть из своей жизни любую привычку, связанную с моей женой. Тем более я уверен, что большая часть моих заскоков ей нравится. И зачем она пытается это отрицать?

Так как возражений нет, и в комнате наступает тишина, то я поглощаю Оливию, вовлекая в удовольствие. Нет ничего более совершенного, чем она в этой жизни. Я понимаю, что улыбаюсь, когда в моем сознании появляется маленький и очаровательный мальчик.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она.

— Я думаю, что мой маленький мальчик и ты — самое лучшее в этом мире.

Ее сверкающие сапфировые глаза серьезно смотрят прямо на меня.

— Кстати, о твоем маленьком мальчике…

Мое умиротворение быстро исчезает.

— И что же он опять сделал?

В голове проносится миллион сценариев, и я молюсь, чтобы он не вытворил ничего экстраординарного.

— Он украл носки Мисси.

Я испытываю облегчение. Снова носки? Стараюсь скрыть удивление.

— Зачем?

Хотя я знаю, почему он это сделал. Оливия взирает на меня так, словно я глупец.

— Потому что они были разные.

Ей совсем не весело.

— Ну, мне жаль.

Она с презрением хлопает меня по плечу, а я обиженно смотрю на нее, потирая его.

— Это не смешно.

Ну вот опять. Сколько раз нужно это объяснять?

— Я уже говорил. Скажи всем детям, чтобы они носили одинаковые носки. И все, проблема решена.

Господь всемогущий, неужели это так трудно?

— Миллер, он у входа проверяет у детей носки.

Я киваю.

— Ну, да тщательно осматривает.

— И очень раздражается, когда они разные, а затем щиплет детей. Как ты собираешься объяснять родителям, почему их дети возвращаются из школы без носков?

— Просто. Я скажу им, как решить эту проблему. — Оливия раздраженно вздыхает. Не понимаю. Кажется, она слишком много думает о том, что остальные родители считают, что с нашим мальчиком что-то не так. — Я разберусь, — заверяю ее, глядя на свои пальцы, запутавшиеся в ее локонах. Я хмурюсь, переводя взгляд на Ливи. — Что-то в тебе изменилось. Не знаю, почему я не заметил этого раньше.