Одна сотая секунды

— Если не считать того, что я замерзла как собака, то да.

— Точно?

— Точно.

Дорога домой оказалась невероятно долгой и противной, и мне казалось, что мы никогда не доберемся до нужного дома, что я сяду где-нибудь посреди дороги, сожмусь в комочек и просто выключусь, как выключается обесточенный механизм. Но я все же дотерпела.

В доме имелась ванна и горячая вода.

Если я мертва, то почему мне, погрузившей свое тело в теплые воды, так хорошо? Вернее, почему сначала я в полной мере ощутила ту характерную болезненность, когда из адского холода попадаешь в долгожданное тепло, а после поплыла на волнах наслаждения, готовая ради этих минут отдать многое, очень многое. Нет, все-таки весь тот диалог на берегу оказался просто временным помутнением рассудка.

Я уставилась в потолок. Змеилась трещинами краска, отгибалась лепестками и завитушками, готовая в любой момент отвалиться, параллельными провисшими линиями тянулись бельевые веревки, по углам разрасталась черная плесень.

В моей квартире, в той самой, в которой я хранила награбленное и которую сдавала, ремонт был лучше. Черный с серебром кафель, навесной потолок, качественная итальянская сантехника, широкая и удобная ванна со ступенями, а не чугунное шершавое корыто…

Но сейчас не было ничего лучше этого корыта.

Лежала замоченная в тазу пропахшая тиной одежда, терпеливо дожидался теплый цветастый халат, разлетелось по поверхности тумбочки всякое женское барахло, поникшими флагами висели полотенца.

Я жива. Чтобы ни говорил Ридик, он ошибся. Я жива, цела и невредима. Разве что после такого внепланового купания рискую теперь обзавестись насморком или ангиной.

«Я же объясняла тебе. Забыла?»

«Юси?»

«Да».

«Ты не существуешь. Этому нет объяснения».

«Ты упряма, как баран. Но я докажу».

Мигнул свет, и на мгновение все затопила кромешная тьма.

Свет вернулся, но рассеянно, тепло, размывая предметы.

Твою же…

Дышать… Дышать!

Я резко вынырнула, расплескав воду, судорожно глотнула воздух, часто и шумно, как страдающая от жары псина, задышала. Ладно, внезапная попутчица, убедила и очень доходчиво.

«Успокойся, я вернулась. Теперь веришь?»

— Да. Верю. А что мне остается еще делать?

«Мысленно, не забывай».

«Хорошо».

Отдышаться, успокоиться, снова лечь в поостывшую воду.

И все принять — разом, безоговорочно. Теперь нельзя сомневаться, нисколько, ибо малейшее сомнение способно будет разрушить целостность моей психики. Я долго не могла признать того, что оказалась не в своей реальности, и теперь не могу позволить себе повторить все эти метания. Умерла, значит, умерла. Хорошо, пусть будет так. Все, согласилась, ради сохранения своего разума. Он мне еще нужен, тем более — сейчас, когда наше, как выразился Уэлл, расследование стало вызывать довольно интересную реакцию со стороны неведомого противника.

А пока поговорить, что ли, с тем чудом, что засело в моем котелке? Что она там про память утверждала?

«Ты говорила, что знаешь все, даже то, что я не помню. Так?»

«Да».

«Расскажи мне, как я попала в этот мир».

«Не могу. Нельзя. Потому что если ты вспомнишь, то случится кое-что непоправимое. Но я могу тебе сказать другое. В твоей крови нет препарата Андрея, и ты не умрешь».

«Это радует. Ладно, это не просто радует. Это восхитительно!»

Это даже не восхитительно, это гораздо большее, это как разомкнувшиеся оковы и как необъятная гора с плеч, это как та упоительная свобода и независимость, чей неуловимый вкус заставляет выпрямлять спину, высоко поднимать голову и идти навстречу абсолютно любым трудностям, потому что есть самое главное — вера в себя.

«Я знала, что ты обрадуешься».

В дверь постучали. Негромко, но требовательно.

— Ты не утонула? Ты уже больше часа в ванной.

Рада.

— Все нормально, вылезаю.

— Давай, а то мальчишки уже нервничают. Белый дракон, чувствую, раньше взлетит, чем ты вылезешь.

— Иду, иду. Не ворчи. Тебе это не идет.

Мальчишки, натрескавшиеся сытной солянки, с подозрением уставились на меня, но, не приметив ничего особенного, вернулись к болтовне. Похоже, эти двое, внешне не слишком разнящиеся по возрасту, быстро нашли общий язык.

— И ты голодная, да? — Сердито осведомилась мать Ридия. — Свалились тут на мою голову, как снег. Иди, давай, к столу — сейчас разогрею снова.

— Мама, это леди Рутхел.

— Королевна что ли?

— Почти так. Считай, что да.

Сейчас начнется: изменится лицо, взгляд наполнится подобострастием…

— Нечего королевнам у простых людей делать. — Отрезала старуха. — Опять баб водишь бессовестно в дом, а матери своей врешь напропалую. Вот вернется отец, он тебе живо по ушам даст, разгонит всю эту кодлу.

Она, продолжая ворчать, удалилась.

«А она мне нравится. Прикольная. Классно тебя обломала».

«Юси, ты откуда слова такие знаешь?»

«От тебя».

«Матом только хотя бы не ругайся, ладно?»

«Как скажешь».

— Ну что, поговорили? — Вдруг осведомилась Рада. — И не пытайся отвертеться, подруга, и что-то скрывать. Признаю, я не сразу поняла, но когда сообразила, то все встало на свои места.

«Ага, Радьвара Солейн, та самая. Можно поболтать с ней?»

«Заткнись!»