Одна среди туманов

– Да, перестала, – сказала я вслух. – Кроме того, Кло пробудет со мной на две недели дольше, и это тоже очень хорошо, но… Моя мать, как ты сам видишь, ни черта не помнит, и теперь я никогда не узнаю, почему она постоянно от меня… от нас уезжала.

– Но ведь она вернулась, и вернулась навсегда. Разве это… не считается?

Я отрицательно покачала головой.

– Она вернулась слишком поздно.

Трипп ничего не сказал, и я вздохнула.

– Слишком поздно, – повторила я с нажимом.

– Я же не спорю, – отозвался он.

Я снова глотнула пива, которое неожиданно показалось мне очень горьким.

– А тебе и не надо спорить. Я поняла, что ты со мной не согласен, по тому, как ты молчишь.

Трипп негромко рассмеялся.

– У меня довольно специфическая работа, – сказал он, – но она мне кое-что дала. Теперь я точно знаю: «слишком поздно» может быть только в одном случае – когда человек лежит в могиле.

Я нахмурилась, подумав об Аделаиде, которая много лет пролежала в могиле среди корней кипариса.

– Жаль, что Бутси не знала, что случилось с ее матерью. Тогда бы она не думала, что Аделаида бросила ее просто потому, что ей так захотелось.

– Ты думаешь, это что-то изменило бы?

Я глубоко задумалась. Мне казалось, что ответ должен быть… и что он должен быть очень простым и понятным. Тогда почему я никак не могу его найти?

– Разумеется, – сказала я наконец. – Например, если бы я знала, почему мать фактически бросила меня сразу после рождения, сейчас я была бы совершенно другим человеком.

Трипп смотрел на меня так долго и внимательно, что я уже решила – это одна из его знаменитых пауз, призванная спровоцировать меня на какие-то поспешные, необдуманные слова, но ошиблась.

– Конечно, ты была бы другой, – сказал он, – но я не уверен, что ты была бы лучше. Беззаботная жизнь – удел скучных людей.

Вороны на ветвях изредка разевали клювы, но карканья не было слышно – все заглушал слитный шорох множества крыл. Я одним глотком допила пиво и уставилась на яму в земле. «Иногда наши предки оказываются гораздо ближе, чем кажется», – пришла в голову дурацкая мысль.

– Знаешь, она мне часто снится. Аделаида… Почти каждую ночь. Как будто она хочет мне что-то сказать… А иногда мне снится, будто это я лежу в могиле и кто-то забрасывает меня холодной землей. Ну как если бы кто-то решил похоронить меня заживо…

Трипп тоже допил свою бутылку и аккуратно поставил на пол рядом с качалкой.

– Ты хочешь, чтобы я истолковал для тебя этот сон, или сама догадаешься?..

И он усмехнулся. Прежде чем я успела ответить, что он ничего обо мне не знает, Трипп подался вперед и поцеловал меня. У его губ был привкус холодного пива и теплого солнца, да и поцелуй наш вышел естественным, словно мы были созданы по одному плану, по одному чертежу: нам достаточно было только слегка наклонить головы, и наши губы соединились. Странно, подумалось мне, раньше я как-то не замечала, насколько удобно с ним целоваться! Или раньше я просто не обращала внимания на такие мелочи? Сейчас мне все нравилось, мне было приятно, и я придвинулась ближе, прижалась к нему, провела руками по его густым волосам. Покатилась по доскам пустая бутылка, которую Трипп задел ногой, и в следующее мгновение его руки обхватили меня за талию и заскользили по спине вверх. Вот он заключил мое лицо в ладони, словно величайшее сокровище, и я почувствовала, как у меня перехватило дыхание, а сердце забилось часто-часто.

«Это же Трипп! Всего-навсего Трипп!..» – прозвучал у меня в голове чей-то голос, но даже если это и был голос рассудка или здравого смысла, я не обратила на него внимания. Мое тело и моя исстрадавшаяся душа наслаждались его поцелуями и не желали ничего слушать. «Это Трипп!!!» На сей раз голос прозвучал громче, настойчивее, и я открыла глаза, словно желая удостовериться в том, что я не ослышалась.

В следующее мгновение я отпрянула, успев заметить только зеленые крапинки в его карих глазах. И ведь я давно знала, что они там есть, но как-то… не придавала этому значения. А теперь…

– Что… что это мы делаем? – проговорила я, пытаясь отдышаться.

Уголок его губ слегка приподнялся.

– Целуемся, что же еще? Или в Калифорнии это называется как-нибудь иначе?

– Ты прекрасно понимаешь, что́ я хотела сказать, – отрезала я, разрываясь между желанием вытереть губы рукавом и… и больше никогда не мыть лицо. – Ты… и я… Мы… Мы же просто…

– Что – «мы просто»? – осведомился Трипп с самым невинным видом. Можно было подумать – он и в самом деле не понимает, и я попыталась припомнить причины и отговорки, которые я приводила ему много лет назад, но, похоже, ни одна из них больше не годилась.

– Просто я уже не та девчонка, какой была когда-то! – выпалила я наконец. – И уже давно… Я стала другой!

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Вокруг сгустились светлые весенние сумерки, но мы ничего не замечали. Наконец он сказал: