Одна судьба на двоих

– Ну-ну-ну, ты чего, – тихо уговаривал меня Тэд. – Нет, я понимаю, предложение такое, что любой сознание потеряет от восторга. Рада, это же… Это роль, после которой уже не страшно умереть. Твой след в истории, твой триумф! И возможность поработать с самим Дастином Хофманом. От него же, наверное, сияние исходит на сцене. – Тэд закатил глаза и добавил со свойственным ему мягким английским юмором: – Чёрт, если бы я не так хорошо к тебе относился, ей-богу, уже валялся бы у маэстро в ногах, умоляя взять на роль Лауры меня.

Он обнял меня и добавил:

– Я очень за тебя рад.

И вот тогда я через силу выговорила:

– Тэд, я… Я откажусь от роли.

– Что? – Он резко отшатнулся и взглянул на меня как на умалишенную. – Рада, милая, ты точно в порядке? Голова не болит? Может быть, ты не совсем поняла?

– Я все поняла, – возразила я, моргнув, и слёзы, до сих пор стоявшие в глазах, наконец потекли по щекам. – Я поняла… Я знаю, что это моя роль, что это шанс, которого уже никогда не будет, но… Тэд, я… Я не могу!

– Но почему? – непонимающе помотал головой он. – Ты… – Тэд, сдвинув брови, всмотрелся в моё лицо, а затем вдруг ахнул: – Рада, только не говори мне, что ты хочешь уехать, что та твоя история ещё не забыта. Столько лет прошло, ты же сама должна понимать – это мираж, вымысел, не имеющий почти никакого отношения к реальности. Настоящая твоя жизнь – здесь. Вот она, смотри, – он взмахнул рукой в сторону зала. – Эти люди боготворят тебя, ждут твоих новых ролей. И я… – Он схватил меня за плечи и слегка встряхнул. – Я здесь! Я десять лет рядом с тобой, я… – Голос его сорвался, и он добавил тихо и хрипло: – Не уезжай, Рада.

В горле у меня стояли слёзы, я ничего не могла сказать. Лишь медленно покачала головой.

Тэд пристально взглянул на меня и вдруг кивнул. Ну конечно, кто же ещё мог понять меня как не Адам. Нет, не Адам, а Тэд, мой Тэд, Тэд, который был со мной рядом десять лет. Мой самый лучший, самый близкий здесь друг.

– Я понял, – через силу выговорил он и криво улыбнулся. – Мира и Адам поженились, а Рада… Рада теперь свободна.

– Тэд… – выдохнула я.

– Мда, папарацци с ума сойдут от такого поворота, – пробормотал он. А потом снова обнял меня и прошептал мне на ухо: – Ну давай же! Пусть у тебя всё получится!

* * *

Туфли я сняла сразу, как вышла из автобуса. Осторожно ступала босыми ногами по теплой ссохшейся земле – я ещё помнила, что тут могут быть осколки стекла, пробки от бутылок, ржавые гвозди. А потом я свернула с дороги на обочину и пошла по траве, чувствуя, как стебли щекочут пятки и щиколотки. Непередаваемое, давно забытое ощущение, от которого у меня теснило в груди.

Я шла и оглядывалась по сторонам – вон угол магазина, кирпичное здание библиотеки, аптека…

Казалось, всё давно забылось, стёрлось из памяти другими воспоминаниями. И этот воздух – напоённый ароматами далёкого моря, хвои, лесных цветов, зелени и земли, и ощущение травы под ногами. Даже не задумываясь, я машинально переступила кочку перед нечаевским домом. Помнила каждый поворот, и все эти звуки – тихий звон проезжающего мимо велосипеда, гудение телевизора из чьего-то окна, жужжание пролетающего в знойном летнем воздухе шмеля…

В груди бешено колотилось сердце. И я не могла понять, что мне делать с этим чувством. Хотелось то ли заплакать, то ли раскинуть руки, закружиться на месте и закричать что есть мочи.

Я даже не замечала, что замедляла шаги по мере приближения к нужному мне дому. И вот он уже показался впереди – приземистый, выглядывавший из-за невысокого забора. За те годы, что меня здесь не было, у дома появилась небольшая пристройка – сколоченная просто, но ладно.

Не в силах сделать больше ни шага, я остановилась у калитки, не решаясь ни взяться за ручку, ни постучать. И вдруг со двора донесся сиплый собачий лай. Низкий, глубокий, но какой-то слабый, надтреснутый. И я… я узнала этот лай, несмотря на то, что в нём больше не слышалось силы и властности лихого вожака собачьей стаи. Словно во сне я толкнула калитку, сделала только два шага и увидела его.

Ветер, мой Ветер, совсем старый, седой, повернул в мою сторону свою до сих пор гордую, породистую голову. Его единственный глаз был затянут белесым пятном. Он больше не мог видеть, мой старый верный пес. Только напряжённо поднимал уши и принюхивался.

Ветер сделал несколько шагов вперёд, втянул носом воздух и внезапно словно поперхнулся, издал странный, глухой звук, похожий на скулёж, а затем пошёл ко мне, едва передвигая свои некогда мощные лапы. Он будто бы не верил – вернее, боялся поверить, – что это я. И медлил, опасаясь, что нюх его обманывает, и в то же время спешил, пока привидевшийся ему мираж не рассеялся. Добравшись до меня, он ткнулся мордой мне в руку, снова втянул ноздрями запах и вдруг… завыл.

– Ветер, – оторопело прошептала я. – Ветер…