Одна судьба на двоих

Я в каком-то полуобморочном состоянии бродила по улицам посёлка, сворачивала в подворотни, останавливалась у фонарей и скамеек, переводила дыхание. Злой мелкий снег сыпал в лицо, забивался за шиворот. В одном дворе под моими ногами метнулась тощая кошка. В другом мне в спину крикнули что-то подгулявшие заводские рабочие. Пальцы в варежках окоченели, ноги плохо слушались в стареньких сапогах. Но я не чувствовала холода, просто как-то равнодушно замечала, что руки и ноги стали вялыми и непослушными.

Не помню, каким образом я оказалась на крыше одного из домов. Кажется, какое-то время я сидела в подъезде, чувствуя, как гудят постепенно оттаивающие пальцы. Но вместе с физическими ощущениями возвращалась и душевная боль. И в конце концов она стала такой невыносимой, что я решила снова выйти на улицу – только не спуститься вниз, а подняться наверх. Дверь чердака очень удачно оказалась открыта, и я вошла в низкое белёное помещение. На полу валялись бутылки, окурки, чешуя от воблы и прочий мусор. Видимо, местные подростки избрали этот чердак местом своих тусовок. Но сейчас здесь никого не было. Я нашла шаткую металлическую лестницу и выбралась по ней на крышу.

Здесь было ещё холоднее, чем внизу. Свистел ничем не сдерживаемый ветер. Меня сразу закрутило, заколотило снежным вихрем и как будто бы нарочно поднесло к краю крыши. Я услышала, как заунывно дребезжит на ветру металлическая телевизионная антенна, как хлопает где-то этажом ниже форточка.

Дом был не очень высоким – пятиэтажка, других в посёлке не водилось. Но я понимала, что и такой высоты хватит, чтобы покончить со всем раз и навсегда.

Небо надо мной было чёрным и непроглядным. Ни одна звезда не смотрела с него в эту метельную ночь. Внизу зияла подсвеченная тусклыми фонарями пропасть. Где-то на земле виднелись металлические конструкции детской площадки, и я успела даже как-то отстранённо подумать – успеют ли меня найти до того, как сюда сбегутся дети. Мне совершенно не хотелось никого пугать. Если бы был способ просто исчезнуть, не доставляя никому неудобств, я бы выбрала его.

Мне подумалось, что от моей смерти и в самом деле многим будет только лучше. Ведь во всём мире не осталось ни одного человека, который бы меня ждал. Для всех я была только досадной помехой.

Я шагнула к самому краю – и пустота поманила меня, даже как будто ласково позвала. Всего один шаг – и ты свободна, легка, ничем не связана. И, может быть, где-то там, в другом мире, сможешь опять быть вместе с Гришей? Там, где царит вечное лето, где тебя ждёт дом, где все живы… где никто не умирает…

В эту секунду мой старый сапог поскользнулся на наледи. Я поехала вперёд, машинально взмахнула руками, пытаясь поймать равновесие. Сработал инстинкт, и я старалась спастись от гибели. Совершив резкий рывок назад, я извернулась и неловко упала на бок, уцепившись руками за острый, выступающий край шифера. Пальто моё задралось, за пояс набился колючий снег, а из кармана вылетело что-то маленькое и упало в наметённый снежный бугор прямо перед моими глазами. Волчонок. Деревянная фигурка, которую выстругал для меня Гриша.

Он смотрел на меня, тёмный на фоне белого снега. А из меня как будто разом выкачали все силы. Словно этот рывок забрал из организма всю остававшуюся в нём энергию. Я почти не могла двигаться, лишь чуть отползла от самого края и накрыла фигурку рукой.

Её сделал для меня Гриша, чтобы она оберегала меня, чтобы со мной ничего не случилось. Он, наверное, чувствовал себя таким беспомощным, когда вынужден был меня отпустить. И во второй раз ему было ещё тяжелее, ведь он теперь точно знал, что оставляет меня в отвратительном мне мире. Но он верил, что я справлюсь, что выстою. Верил и подарил мне этого волчонка – как напоминание. Как символ того, что он всегда будет со мной, что бы ни случилось. И я поняла, что не могу его подвести, не могу предать его веру в меня. Я справлюсь, даже если отныне каждый день будет для меня мукой. Справлюсь и выстою – знать бы только зачем.

Ладонь совершенно закоченела от холода. Я с трудом сжала фигурку в пальцах, уронила голову в снег и заплакала.

Глава 8

Зима прошла для меня как тяжкий муторный сон. Я двигалась, разговаривала, ела – всё по инерции. Ничего не чувствуя и не понимая.

После того случая на крыше я надолго слегла. Старенький доктор из районной поликлиники упорно писал в карточке «ангина» и не переставал удивляться, почему это я так долго не могу выкарабкаться из обыкновенной болезни. Я не стала ничего ему объяснять, покорно пила антибиотики курс за курсом и становилась всё худее и бледнее. Но в конце концов организм одолел болезнь, несмотря даже на мою апатию.

Кое-как вырвавшись из затяжного температурного кошмара, я вдруг увидела, что на улице весна. Шла из поликлиники и внезапно впервые заметила, что снег уже почти совсем стаял, лишь под деревьями остались потемневшие пористые островки. И воздух стал влажным и свежим, пах освободившейся от снега землёй и пробуждающимися после зимы деревьями. И даже как будто морем.