Одна зима моего детства

Конечно, хорошо, что печку удалось заменить, потому что прежняя, сделанная из тонкого железа, успела прогореть. Но вот второе ведро для воды было просто колоссальным благом. Ведь каждый поход за водой стоил громадных усилий. Два ведра как раз умещались на санках, так что, сходив один раз, можно было обеспечить семью водой на сутки. И не надо больше ковырять снег во дворе. Другая проблема — топливо. С этим завод помогал. Все, что можно было пустить на дрова без ущерба для производства, распиливали и раздавали сотрудникам.

«3/II 42 г. Ездили с Верой на завод за дровами. Мороз немного сильнее, ок<оло> 15–16°. Очень тяжело ходить, хотя питаемся сравнительно прилично, но нет жиров.

4/II 42 г. Опять сходили с Верой за дровами. Привезли довольно полные саночки. Последние два дня начались опять арт<иллерийские> обстрелы. <…>

11/II 42 г. Сегодня особенный день. Новая прибавка хлеба. Рабочим — 500 г, служ<ащим> 400 г, ижд<ивенцам> 300 г. Кроме того, в столовой за суп стали вырезать 12,5 гр вместо 25 гр и за кашу 25 гр вместо 50 гр и суп стал значительно гуще».

За еду в заводской столовой тоже вырезали талоны из продовольственной карточки. Судя по тому, что вырезать талонов стали в два раза меньше, а порции сделались даже гуще, можно сделать вывод, что норма питания для работающих ленинградцев (по крайней мере, по крупам) удвоилась.

И снова радость:«12/II 42 г. С утра выдали в счет февраля (первый раз) крупу. Раб<очим> — 500 гр, служ<ащим> 375 гр, детям 300 гр и ижд<ивенцам> 250 гр. Вера получила пшено — 1675 гр.

13/II 42 г. Сегодня объявили норму на сахар в счет февраля, но Вера еще не получила. <…> Я через одну знакомую купил 345 гр шпика по 1600 р кгр. Трудно описать, с каким наслаждением мы его ели. Это кушанье, которое мы раньше не употребляли, оказывается, вкуснее любого торта».

Неудивительно, что скромный кусочек свиного шпика вызвал у нас такой восторг, ведь в нашем голодном рационе жиров катастрофически не хватало. Вот папа купил кусочек на вырученные за одежду деньги, а больше на такие покупки денег нет — в сберкассе нет, и зарплату не выдают. Хватило бы только денег отоварить карточки. Вся надежда на натуральный обмен, пока есть что менять.

«14/II 42 г. Сегодня выдали мясо. Наконец сегодня после долгого перерыва в ЖАКТе пошла вода. Обещают завтра дать свет.

На Вас<ильевском> остр<ове>, около нашего завода, был большой арт<иллерийский> обстрел. <…> много жертв».

Читая теперь отцовский дневник, я вижу, что в середине февраля 1942 года в жизни нашей семьи наметился перелом. Тогда нам самим это было еще мало заметно. Вокруг еще смерти и смерти — от голода и под снарядами, — а все-таки забрезжила слабая надежда выжить. Даже дедушка, на удивление всем, стал потихоньку поправляться.

Дали воду. Правда, не в квартиры — ведь все трубы в доме замерзли и полопались, — а в ЖАКТ. Наш ЖАКТ находился во дворе нашего дома. Вот туда-то и дали воду. Теперь по крайней мере не надо будет ходить на Неву — большое облегчение.

С этого времени мы перестали медленно умирать (хотя и жить по-настоящему еще не начали).

«17/II 42 г. Ездили за дровами. Заходил на завод М. Гельца насчет устройства поближе к дому. На рынке купил 400 гр хлеба за 120 р. Хлеба продают много, но денег нет».

У папы опухли ноги и было трудно ходить. Поэтому он и хотел перейти на другой завод того же объединения, но поближе к дому. Уже два месяца не выдают зарплату, каждая копейка на счету, а выгодно обменять мамин каракулевый жакет никак не получается:

«18/II 42 г. Опять носили карак<улевый> жакет на рынок, но пока не обменяли. Морозы продолжают держаться ок<оло> 16°, а на солнце 10°. По улицам продолжают валяться трупы. Сегодня, наконец, выдали зарплату за 1-ю половину декабря».

Получив долгожданные деньги, папа на следующий же день пошел на рынок покупать то, чего нам больше всего в это время не хватало, — жиры. Цены, правда, «бешеные»:

«19/II 42 г. Сегодня купил 300 гр шпика за 480 руб. Первый день чувствовал себя бодрее».

Нетрудно подсчитать, что килограмм шпика стоил на рынке 1600 рублей, а килограмм хлеба — 3000 рублей. Папина зарплата, как главного инженера, составляла 1200 рублей. Понятно, что, получив во второй половине февраля за первую половину декабря около 600 рублей, он смог купить только небольшой кусочек шпика, — ведь еще нужно было оставить деньги, чтобы отоваривать карточки.

А что же было с теми беднягами, у которых не было таких зарплат и нечего было обменять? Поэтому «по улицам продолжают валяться трупы».

А мама почти каждый день, как проклятая, уходила стоять в очередях в булочную или в продовольственный магазин. И каждый вечер все ждали с надеждой, будет ли объявлена по радио на завтра какая-нибудь выдача. Ведь мы уже знали, что по Ладоге в Ленинград везут продовольствие.

«24/II 42 г. <…> Вечером получили от д<яди> Сени посылку — сухари. Пришлось идти за ней на Петровский остров».