Одна зима на двоих

Хасс посмотрел на распластанного на земле Брейра и его разорванные крылья, на остальных, снова на Ким, и раздраженно лязгнул зубами.

Ситуация вышла из-под контроля, он это знал, и если бы остальные не вмешались, запросто задрал бы серого зверя. Он чувствовал кровь жертвы на языке, хмелел от ее вкуса. Хотел продолжения…

Удержаться в зверином обличие было сложнее, поэтому Хасс снова стал человеком. Остальные кхассеры не спешили обращаться обратно и продолжали закрывать собой затихшего Брейра. Он больше не пытался подняться. Разодранные в лоскуты серые крылья едва подрагивали, песок под ним жадно впитывал кровавое подношение.

– Все, Хасс. Все. Ты его наказал.

***

Килай поднял руки, демонстрируя в знак примирения открытые ладони. Остальные притихли, боясь ненароком привлечь к себе внимание рассвирепевшего кхассера, а Ким так вообще мечтала провалиться сквозь землю. Потому что на нее смотрели. Подозрительно, с удивлением, возможно даже с осуждением. Не просто смотрели, а как бы ненароком, незаметно пытались отодвинуться подальше, освобождая пятачок вокруг. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Только наивный младенец бы не понял, что все это произошло из-за нее.

Проклятый кхассер! Зачем он так? Прилюдно, жестоко. На миг ей стало даже жаль поверженного Брейра. Но только на миг. Если бы она вчера к нему сбежала, сегодня пришлось бы краснеть еще больше.

Хасс шумно выдохнул, отпуская внутреннее напряжение. Кровавая пелена ярости, обильно приправленная ревностью, отступила, позволяя трезво мыслить. Наглец был проучен, его кровь обжигала язык, остальные увидели, чем закончится, если кто-то посмеет сунуться к его наложнице.

Битва окончена.

– Идем, – приказал он.

Его горячая ладонь сжала хрупкое запястье. Сильно, на грани боли, так что не вырваться. Ким едва поспевала за его размашистым шагом, чувствуя, как взгляды посторонних неотрывно следуют за ней. Сегодня весь лагерь будет обсуждать это происшествие.

Хасс привел ее обратно в шатер, стянул разорванную, окрашенную багряными подтеками рубаху и отправился за второй полог, в купальню. На его груди и спине красовались глубокие, напитанные кровью рубцы. Такие жуткие, что на них было страшно смотреть, но кхассера они волновали мало.

Он снова злился. В этот раз на себя. На то, что потерял контроль и зашел дальше, чем планировал. В тот момент в голове будто замкнуло, и единственное, что имело значение это Ким. Защитить, заявить на нее свои права, сокрушить молокососа посмевшего посягнуть на ЕГО пленницу.

Там, на главной площади лагеря, стоя на раскаленном от солнца песке, он раз за разом повторял только одно слово.

Моя.

Просто пленница.

Моя…

Таких сотни.

Моя…

Она не стоит этого.

МОЯ!!!

Ярость в крови все еще бушевала, перерождаясь во что-то другое. В желание обладать. Закрепить свое право, здесь и сейчас.

Притихшая Ким стояла возле своего сундука и не знала, что делать дальше. Бежать бесполезно, прятаться тоже. Оставалось лишь ждать, прислушиваясь к тому, как за ширмой плещется вода, как он фыркает, отплевываясь от нее.

Хасс вернулся через пять минут. С взлохмаченных сырых волос на плечи крупными каплями падала вода. Стекала по груди, спине, плечам, теряясь там, где кожа была испещрена темными ритуальными линиями.

Ким не могла оторвать взгляда и словно завороженная следила за тем, как очередная капля прокладывала дорожку, неспешно очерчивая рельефы мышц.

Сила в каждом движение, кошачья грация, звериная ярость. Что-то дикое, первобытно красивое, заставляющее внутренне трепетать.

– Ты больше не выходишь из шатра. Никаких больше походов по шатрам, никаких кухонь, – отрывисто произнес он, останавливаясь в опасной близости. Жар его тела обжигал, пробирался под кожу, отзываясь дрожью где-то под коленками, – поняла? Наружу только со мной.

– Но… – она осеклась под пристальным янтарным взглядом.

Не то, чтобы она горела желанием работать на изматывающей жаре, но так она хотя бы могла передвигаться по лагерю, собирать крохи информации, ухаживать за Лиссой, которая теперь полностью зависела от нее.

– Я что-то непонятно сказал? – холодно поинтересовался Хасс, наблюдая за сменой эмоций на ее лице.

Ким удрученно покачала головой.

– Все понятно, но…

Ей показалось, или Хасс тихо зарычал?

А чего рычать? Она же ни в чем не виновата! Брейр сам к ней сунулся, она не провоцировала, не строила глазки, не пыталась привлечь его внимание. За что на нее рычать?

– Хочешь оспорить мое решение?

Оспорить? Конечно нет. Где он и где она. Но кое-что Ким все-таки решила сказать.

– Чем мне здесь заниматься? – она развела руками, – что я должна буду делать весь день?

– Ждать меня, – ухмыльнулся кхассер и небрежно подцепив одним пальцем золотой ошейник, подтянул ее ближе к себе.

Во рту внезапно пересохло, кровь предательски прилила к щекам, полностью выдавая ее мысли. Неправильные, постыдные, но вместе с тем такие дурманящие, что хотелось провалиться сквозь землю.

– Снимай одежду бродяжка, – с тихой усмешкой, произнес он, – Я хочу посмотреть на тебя при дневном свете.

Пленница попыталась отступить, но он по-прежнему удерживал ошейник.