Однажды…

Зима в тот год была длинной и слякотной, унылые будни не отличались от выходных дней. Настя старалась взять меня с собой на вечеринки к друзьям, но после нескольких глотков горячительных напитков я всегда засыпала. Поэтому вскоре я перестала посещать увеселительные мероприятия. Иногда мое одиночество украшал Миша, который приходил в кафе, где я работала первую половину дня, и втихаря угощал вкусняшками, присланными из деревни.

К тому времени Настя существенно продвинулась в отношениях с Алексеем, поэтому не нуждалась больше в обществе деревенщины. Но мне Миша напоминал мой дом, в котором было тихо уютно и тепло. Высокий, немного нескладный юноша обладал приятным голосом. Он всегда мог развеселить меня, рассказывая истории из своего детства. Про то, как он ухаживал за живностью, которую содержали родители, чтобы накопить денег на учебу сыну. Про учительницу химии, на уроках которой Миша однажды по неосторожности чуть не сжег школу. Химичка ему поставила тогда «кол». Таких оценок вообще-то в школе не ставили. Его дружескую заботу и общение я принимала благодарно. Если мы не виделись больше недели – скучала.

Зная, что Миша по-прежнему тайно влюблен в Настю, попыток сблизиться с ним я не предпринимала.

Весна принесла мне затяжную простуду. Вместо цветущих садов из-под снега появились груды мусора, город снова удивил меня серостью, тяжелым пробуждением от зимней спячки. Соседи по дому боролись лишь за место на автостоянке. Если машины появлялась на чужом месте, ссоры иногда переходила в драки.

Рядом с огромной трубой, которая виднелась из окна комнаты, где я жила, построили еще одну. Не хватало третьего источника дыма, чтобы окончательно получить прозвище «Горизонт Змея Горыныча». Кашель не давал мне покоя ни днем, ни ночью. От постоянной усталости болело тело, от слепой тоски – душа.

По ночам стала сниться мама, которая гладила мои волосы, папа, выразительно читающий Есенина, Илья, высаживающий тюльпаны во дворе дома. По утрам картинка таяла, я снова ехала на работу в метро вместе с обладателями серых лиц и равнодушных взглядов. В этом огромном городе мне было одиноко, холодно и неуютно.

Однажды я сидела на лавочке и ждала свою маршрутку, чтобы отправиться на вечерню смену в кафе (надоело толкаться в метро). Допив кофе, я думала: выбросить стаканчик сейчас или когда буду спешить к транспорту, но силы покинули меня, и я сидела, тупо уставившись в одну точку. Когда через несколько минут в мой стаканчик полетела чья-то мелочь, поняла, что измученная, больная, худющая я больше напоминаю нищенку, нежели человека, у которого исполнилась мечта о другой, счастливой жизни. Слезы наполнили мои глаза, я встала с лавки и поехала на работу предупредить, что увольняюсь. Получив расчет, я отправилась собирать чемодан в дорогу домой…

Качаясь в купе, я придумывала речь для родителей. Но никак не могла решить, с чего начать. Наконец сон сморил меня. Проводница растолкала меня, когда поезд подъезжал к моему родному городу. Двери вагона распахнулись, и я почувствовала забытый сладкий запах цветущей акации. Вокзал тонул в яркой зелени и цветах.

Взяв такси, я попросила покатать меня по городу. Водитель пытался провести мне что-то вроде экскурсии. Я не стала его прерывать. Было забавно, что он рассказывает мне знакомую историю родного города, напоминающего красивую шкатулку с сюрпризом внутри. Разноцветное покрывало вновь раскинулось повсюду, петуньи обвивали столбы, тюльпаны украшали землю. Слезы снова текли по моим щекам. Через час я подъехала к дому и с ужасом обнаружила, что заброшенный дом с надписью был снесен…

Рассчитавшись с таксистом, я побежала домой. Своими ключами открыла дверь, но дом был пуст. В комнатах все было по-старому, тепло и уютно, с особым родным запахом. Бросив вещи, я решила сбегать в парк, где раньше родители часто гуляли, и не ошиблась. Около фонтана папа читал маме стихи, а она ела мороженное, облитое шоколадом. Я хотела подкрасться незамеченной, но отец обнаружил меня и онемел от неожиданности. Мама встала с лавочки, и я увидела, что она…беременна. От удивления я замерла. Через мгновение мы бросились в объятия друг друга и заплакали…

Вечером состоялся грандиозный ужин, на котором меня ни о чем не спрашивали. По моему худому лицу, изможденному виду все поняли, что моя новая жизнь оказалась несладкой. Все без исключения были очень рады, что я вернулась. Мы просили прощения друг у друга, снова плакали, а утром решили сходить на кладбище к Илье. Папа рассказал, что сам был удивлен прыти городских служб по сносу здания, но остался благодарен им за сохраненные яблоневые деревья.