Советник почувствовал, как воздух вдруг похолодел.
— В последнее время вы часто заняты, ваше высочество, — сказал господин Кан, не оборачиваясь.
— Ты оторвал меня от невероятно важного и приятного дела, Кан, — раздался сзади ледяной голос Аспида. — Надеюсь у тебя действительно что-то серьезное.
Господин Кан в последний раз погладил лошадь и обернулся, опираясь на обсидиановую трость. Заснеженная аллея королевского замка Арундел больше не казалась ему привлекательной.
— Да, господин Кайдзен. Вашему отцу стало хуже. По протоколу вы должны присутствовать в момент его смерти, чтобы принять королевскую силу.
Лицо Аспида было одной непроницаемой маской. Что господин Кан хотел увидеть в глазах этого уже взрослого мужчины? Горечь от потери близкого?.. Ликование? Упоение? Он сам не знал ответа на свой вопрос.
— Протокол, — усмехнулся кронпринц. — Как часто вы ему следуете, господин Кан?
Мужчина вздрогнул от намека. Всего один вопрос — а ему словно дали затрещину.
Советник отдавал себе отчет во
— Себастьян Кайдзен! — донесся снизу голос учителя. — Где вас только носит? Пошевеливайтесь, Себастьян Кайдзен!
Мальчик обреченно оторвался от окна. Это был красивый зимний вечер. Дети, наряженные в снежинки, играли на площади, лепили снеговиков, смеялись и толкали друг друга в огромные сугробы. А это кто? Красная шапка, дорогой шарф с гербом герцогства… среди толпы вдруг показалась Фессалия Хэмилтон, странная девочка, которая часто присылала ему любовные письма.
Витрины были разукрашены разноцветными огоньками — пошлые ухищрения магов, пытающихся создать рождественское настроение. Те, кто любил Рождество — счастливчики или глупцы. Себастьян верил, что не являлся ни тем и ни другим.
Он нашел учителя в библиотеке. Приставная лестница высотой от пола до потолка шла вдоль высоких книжных полок. Учитель Кан стоял на середине ее, в дешевых тонких брюках мышиного цвета и в белоснежной рубашке, вероятно, зашитую сотни раз. Очевидно, господин Кан не мог позволить себе тратить деньги на одежду, в конце концов он являлся простым учителем. Не говоря ни слова, он указал на полки слева, мальчик подкатил туда приставную лестницу. Позади них, на длинном деревянном столе уже лежали расставленные шахматы и увесистая стопка учебников.
— Где же, она? — пробормотал молодой мужчина, прищурив узкие раскосые глаза со слегка нависшим верхним веком. — А, вот! Лови, Себастьян.
Он снял с полки толстенный том и бросил его с пятиметровой высоты, книга приземлилась на ковер с глухим стуком, прямо перед ногами мальчика. Тот посмотрел вверх на учителя, а мужчина глянул вниз на мальчика. Весь его вид выражал недовольство.
— Я же сказал, лови!
— Простите, учитель Кан, — прозвучал спокойный ровный голос. Мальчик поднял с пола том, зашелестел страницами. Текст был на древнем языке, значит оригинал. — Сегодня мы будем изучать герпетологию*?
Учитель резво соскочил с лестницы.
— Ты начнешь изучать змей самостоятельно, Себастьян. — Учитель впервые посмотрел на него озабоченно. — Ты должен прятать книгу ото всех! Читай ее лишь ночью с едва заметным светом от свечи. Ты меня понял, Себастьян Кайдзен?
Раскосые карие глаза вперились в него с опасностью. Мальчик лишь кивнул, предпочтя не обращать внимание на странное поведение учителя.
— Что ж, довольно разговоров! К делу, Себастьян! — воскликнул господин Кан, отодвинув мальчика также небрежно, как обычно разговаривал. Он обошел стол и склонился над шахматной доской, вглядываясь в нее. — Ты играл в шахматы с самим с собой?
— Да, сэр.
Мальчик не любил так обращаться к учителю, но господина Кана устраивало лишь два обращения: “сэр” и “учитель”. Видимо, сказывалось его неизвестное происхождение. Однажды он упомянул страну, название которой Себастьян нигде не встречал, и имя ей было Япония.
— Плохо, Себастьян. Очень плохо! Черным вот-вот будет шах и мат, а должна быть ничья! Пат! Садись, поиграем вместе.
Семилетний мальчишка неожиданно почувствовал прилив несказанной радости. Учитель Кан никогда не играл с ним ранее! И… Себастьян нахмурился, его худенькие плечи в миг опустились. Что-то не так. Неожиданная доброта от учителя означало лишь одно: сегодня ему скажут плохую весть.
Спустя час напряженной игры и продумывания стратегий, Себастьян вдруг с горечью начал осознавать, что проигрывает. Учитель смотрел на него недовольно и то и дело поджимал тонкие, искусанные губы.
— Шах и мат.
Мальчик поднял голову от шахматной доски.
— Играя в шахматы нужно забыть про эмоции, — сухо сказал мужчина.
— Реванш?