Однажды мы взорвали подстанцию

Игорек рукой доставал из мешка селитру, которая оставляла на его руке во всех морщинах и отпечатках белые следы, и засовывал ее в детское ведерко с нарисованной на нем ромашкой. Я делал то же самое с опилками. Потом Игорек схватил палку и начал перемешивать.

   И: «Все».

Он, схватив ведро, пересыпал все содержимое в железную банку от кофе. Достал из кармана коробок и открыл его, внутри что-то блестело.

   Я: «У тебя все еще осталась серебрянка?»

   И: «Да, только это последняя, хватит только на одну».

Высыпав содержимое коробка в эту же банку от кофе, достал спички и, чиркнув, поджёг серебрянку. Она вспыхнула ярким пламенем, которое потом сменилось очень густым, в месте горения желтым, переходящим в белый дым потоком.

   Я, завороженный видом, спросил Игорька: «А это точно нужно было делать в доме?»

   И: «Нет!»

Буквально за считанные секунды комната наполнилась густым и непроглядным туманом, что не видно было даже своих пальцев, поднесенных почти вплотную к лицу. Наощупь мы выбрались из дома, откашливаясь и наблюдая, как из двери выходит этот густой дым, да что из двери – из всех щелей, где он только может протиснуться. Вся это феерия закончилась минут через пять, но дым до сих пор остался внутри дома и сидел там, как хозяин. Спустя час, он полностью выветрился, и мы зашли внутрь. После дымовухи остался странный запах, и коричневое пятно на полотенце от раскаленной банки из-под кофе.

   Я: «Слышь, твоя мама заметит же, что чем-то пахнет, и уж точно заметит пятно на полотенце».

   И: «Запах выветрится до ее приезда, она уехала к родственникам на два дня, а если полотенце спрятать, может, она про него и забудет вовсе».

Взяв железную банку от кофе, он наполнил ее до краев селитрой и сказал: «Пошли еще делать».

   Я: «Скоро темнеть начнет, может завтра?»

   И: «Тогда утром у меня».

   Я: «Ладно».

Я ушел раньше его, а он остался приводить все в порядок на огороде, чтобы никто не заметил, что мы тут вообще были.

   Утром я пришел к Игорьку как встал. Открыв дверь, он сразу же пошел на кухню, я пошел за ним. На подоконнике стояла целая батарея из дымовых шашек, я насчитал восемь. За столом сидел Игорек и делал девятую.

   Я: «Игорек, ты чё, на войну собрался?»

Игорек повернулся ко мне, на его лице ярко прослеживались синяки под глазами и усталый вид.

   И: «Я придумал, можно вместо серебрянки использовать растертый уголь, смешанный с селитрой от спичек».

   Я: «Ты вообще спал?»

   И: «Нет, зато смотри, восемь штук!»

   Я: «А где столько банок кофе взял?»

   И: «На свалке у огородов, там в магазине только такой кофе и продают».

   Мы пошли, взяв с собой пару банок. В поселке запускать дымовухи было слишком опасно, могли вызвать пожарных, а на огородах постоянно был дым от бань и от костров, поэтому мы пошли именно туда. Первую дымовуху мы запустили к какому-то деду на огород, он пытался ее залить водой, но все было тщетно, вода, попавшая на раскаленную банку издавала шипение и иллюзию, что дыма становится только больше. После чего боязливой трусцою он побежал к своему дому и, вытягивая шею, как гусь, и широко раскрыв глаза, выглядывал на дымовуху из-за угла, держа в одной руке ведро, а второй опираясь на угол своего дома. Когда та перестала дымить, он широким шагом подбежал к ней и выпнул банку со своего огорода, что-то ворча себе под нос.

   Мы сидели недалеко в кустах и еле сдерживали смех. Вторую дымовуху мы так и не запустили, потому что Игорек, сидя в кустах, уже почти засыпал, и я предложил ему пойти домой, на что он кивнул и тихонько поковылял уставшей походкой. Проспал он очень долго, и его мама успела вернуться домой. Было бы странно, если бы она не заметила минилабораторию у себя на кухне. Как ни странно, ругать она его не стала, но вот дымовухи заставила разобрать и раскидать все содержимое по огороду. Саму же аммиачную селитру спрятала, чтобы мы до нее больше не добрались.

   Глава 18 Неожиданное событие

   Лес уже почти оттаял, даже тропинки уже не хлюпали при надавливании на них ботинок, и лишь в темном лесу еще местами во впадинах был грязный, обсыпанный хвоей и ветками снег. Благо, в него мы почти не ходили. Что касается мест, где не было леса, они давно уже открылись и, как покрытая редкими волосами голова седого старика, желтели пожухлой травой, небрежно разбросанной весенними ручьями. Утром от земли еще шел холод, но к обеду, нагретая лучами солнца, она выдыхала накопленную за время зимы воду в окружающий ее мир, создавая тягучий густой и горячий воздух, наполненный запахом прелости. Лишь временами, когда эти места накрывала бегущая по-весеннему быстро хмарь, воздух резко остывал и терял свои специфические запахи и свойства, подаренные ему нагретой землей.

   Петька, наконец-то вернувшийся, пока еще не известно откуда, уже сидел на бортике у нашего подъезда и рисовал что-то вичкой на грязном асфальте, дожидаясь, пока кто-нибудь выйдет. Я, увидев его в окно, быстро оделся и вышел.

   Я: «Здаров, Петька!»

   П: «Здарова!»

   Я: «Че ты где все это время пропадал-то?»

   П: «Да, у бабки своей гостил, она торгует семечками на базаре, мне кажется, я на всю жизнь наелся этими семечками».

   Я: «Круто».