Один из полицейских направился в мою сторону, а двое остались у машины. Они стояли, склонив головы, и слушали голоса, доносившиеся из раций, прикрепленных к жилетам. Тот полицейский, который подошел ко мне, был ненамного старше меня. Он был высокий, и волосы у него были рыжие — нет, даже не рыжие, а оранжевые. Я попыталась ему улыбнуться, но не смогла. Я так волновалась за Чарли, что у меня кружилась голова. Я боялась, что мой королевский английский подведет меня, и старалась успокоиться.
Если бы этот полицейский что-то заподозрил насчет меня, он мог бы позвонить людям из иммиграционной службы. А кто-то из этих людей нажал бы клавишу на своем компьютере, нашел бы мой файл, сделал бы подобающую отметку, и меня бы депортировали. Я бы умерла, хотя никто не выпустил бы ни одной пули. И я поняла: вот почему полицейские здесь ходят без пистолетов. В цивилизованной стране вас убивают щелчком клавиши на клавиатуре. Убийство происходит далеко-далеко, в сердце королевства, в здании, полном компьютеров и одноразовых кофейных чашек.
Я смотрела на полицейского. Лицо у него было не жестокое, но и не доброе. Он был молодой, бледный, на лице у него не было морщинок. Он ничего собой не представлял. Он был невинен, как яйцо. Если бы этот полицейский открыл дверцу машины и заставил меня сесть в нее, то он как бы просто показал мне машину изнутри. Но я бы увидела внутри машины то, чего не увидел бы он. Я увидела бы на сиденьях красноватую пыль. Я увидела бы старые сухие листья маниока, которые занесло внутрь ветром. Я увидела бы белый череп на приборной доске и растения, проросшие сквозь ржавый дырявый пол и разбитое лобовое стекло. Стоило бы только дверце этой машины распахнуться для меня, и я шагнула бы из Англии прямо в беды и ужасы моей страны. Вот что имеют в виду, когда говорят:
Из рации, прикрепленной к жилету полицейского, послышалось:
— ЧАРЛИ БРАВО, ПРИСТУПАЙТЕ.
— Его зовут не Чарли Браво, — сказала я. — Его зовут Чарли О’Рурк.
Полицейский равнодушно посмотрел на меня:
— Вы — та леди, которая вызвала полицию?
Я кивнула.
— Я отведу вас туда, где мы остановились, — сказала я и пошла по тропинке от ворот.
— Сначала несколько подробностей, мэм, — твердо сказал полицейский. — Каковы ваши отношения с пропавшим человеком?
Я остановилась и обернулась.
— Это не имеет значения, — сказала я.
— Таковы правила, мэм.
— Чарли пропал, — напомнила я. — Пожалуйста, мы не можем терять время. Я вам потом все расскажу.
— Этот участок парка обнесен забором, мэм. Если ребенок здесь, он никуда не денется. Но мне нужны некоторые подробности.
Полицейский смерил меня взглядом с головы до ног:
— Мы разыскиваем ребенка мужского пола европейской внешности, я прав?
— Прошу прощения?
— Белого мальчика?
— Да, это так. Его мать там, возле озера.
— А вы нянька?
— Нет. Нет, не нянька. Пожалуйста, я не понимаю, зачем…
Полицейский шагнул ко мне, а я невольно попятилась.
— Вы почему-то слишком сильно нервничаете, мэм. Вы мне ничего не хотите сказать?
Он задал вопрос очень спокойно и все время смотрел мне прямо в глаза.
Я выпрямила спину, на миг зажмурилась, а когда открыла глаза, я посмотрела на полицейского очень холодно и проговорила голосом королевы Елизаветы II:
— Как вы смеете?
Полицейский сделал полшага назад, будто я его ударила. Он потупился и покраснел:
— Прошу прощения, мэм.
Но в следующее же мгновение он снова на меня посмотрел. Сначала взгляд его был смущенным, но мало-помалу стал сердитым. Я поняла, что прыгнула выше себя. Я заставила его устыдиться, и это мне не пришлось бы объяснять девушкам из моей родной деревни: когда ты заставляешь мужчину устыдиться, он становится опасен. Полицейский долго смотрел мне в глаза, и мне стало страшно. Я почувствовала, что не в силах скрыть страх, поэтому я опустила глаза. И тогда этот полицейский обратился к одному из своих напарников:
— Подержи ее здесь и выясни подробности, а я пойду с Полом и разыщу мать пропавшего ребенка.
— Пожалуйста, — проговорила я. — Я должна показать вам дорогу.
Полицейский холодно мне улыбнулся:
— Мы большие мальчики, дорогу сами найдем.
— Я не понимаю, зачем вам нужны от меня подробности.
— Мне нужны от вас подробности, мэм, потому что вы явно не желаете ничего о себе сообщать. Обычно именно в таких обстоятельствах я решаю, что подробности мне нужны. Ничего личного, мэм. Вы будете просто потрясены, если узнаете, как часто при исчезновении людей тот, кто вызывает полицию, является причастным к исчезновению.
Я проводила глазами этого полицейского. Он и тот, кого он назвал Полом, ушли за ворота. Третий полицейский подошел ко мне и пожал плечами.
— Прошу прощения, — сказал он. — Если вы пройдете со мной, мэм, мы очень удобно устроимся в патрульной машине, и я просто проверю вашу личную информацию. На это уйдет меньше минуты, дольше я вас не задержу. А мои коллеги тем временем разыщут ребенка, если он находится в пределах огороженной территории, уверяю вас.