Однажды не в Америке

Барно, как Рокки Бальбоа, рванула к администрации ярмарки и с порога вежливо, но напористо высказала все, чему научил ее тренер. Григорьев был в нокдауне. Он явно не ожидал такой наглости. Но еще больше он не ожидал такого четкого делового подхода — ссылка на грамотно вычисленные 100 долларов в день сразила его наповал. Директор ярмарки слегка растерялся, потом улыбнулся и мягко спросил:

— Тебя как зовут?

— Барно.

— А откуда ты?

— Из Ташкента.

— Давно на ярмарке?

— Еще года нет.

— Ну ладно, — вздохнул Григорьев, — сейчас разберемся и выпустим твою машину.

Шерзод сидел и ждал. Он смотрел на недовольную толпу, считал убытки и думал, как выкручиваться. Он особо не верил, что визит жены что-то изменит. Но вот из администрации вышла Барно.

— Сейчас все будет, — радостно сказала она.

Спустя несколько минут подъехал кран. Барно и Шерзод пошли на парковку, армяне гуськом за ними. Крановщику по рации передали, что нужно выпустить только одну машину и вернуть бетонную плиту на место. Крановщик поднял ее, Турсуновы уехали, а толпа армян безмолвно стояла, провожала их «Газель» непонимающими взглядами, пока большую бетонную плиту ставили на место.

Так началась странная дружба Турсуновых и директора Мытищинской ярмарки. На первый взгляд в ней было мало рационального: где он — большой воротила, практически небожитель, а где они — скромные торговцы отделочными материалами из солнечного Ташкента? Но Григорьеву были интересны эти наивные узбеки, которые, несмотря на всю свою наивность, росли от месяца к месяцу. Было в них что-то от новых времен, которые еще не наступили, но должны ведь когда-нибудь наступить. Еще вчера у этих людей был один обшарпанный контейнер, а сегодня уже точки на всех пролетах ярмарки, штат привезенных из Узбекистана продавцов и постоянно растущий оборот. В том океане возможностей, который представляла собой Мытищинская ярмарка, большинство обитателей медленно, но верно шли ко дну, очень немногие барахтались и считаные единицы были готовы выйти на сушу, чтобы эволюционировать в человека. В некотором смысле Григорьев был управляющим бизнес-акселератора. У него на рынке были полные контейнеры сомнительных стартапов, и он выбирал, кому из тысячи предпринимателей помочь, кто этого действительно заслуживает, кто окупит эту помощь и принесет в конечном счете дополнительный доход и самой ярмарке.

Григорьев был прежде всего бизнесменом, он отвечал перед партнерами, но кое-что все-таки решала и его личная иррациональная симпатия. Например, на Мытищинской ярмарке держал кафе один правозащитник. У него это получалось, мягко говоря, не очень, доход от кафе был невыразительный, еда так себе, толку ноль. Но директор всегда шел ему навстречу просто потому, что тот вкладывал все свои деньги в правозащитную организацию, и это у него получалось гораздо лучше, чем стряпать пирожки с изжогой. Григорьев сам был в глубине души аристократом, он хорошо распознавал нотки благородства в других людях и всегда был готов им подыграть.

С Турсуновыми же не было никакой благотворительности. Просто их будущий покровитель умел играть вдолгую, он видел потенциал в этих творческих узбеках и помогал им по мере возможности, потому что это было интересно и выгодно.

Как-то раз сосед Шерзода предложил ему перекупить у него контейнер. У Турсуновых на тот момент дела шли уже хорошо, они активно расширялись. За право пользования контейнером нужно было платить 2 тысячи долларов, но это была только базовая стоимость, установленная администрацией. Контейнеров по такой цене на всех не хватало, ждать новых поступлений приходилось долго, поэтому на ярмарке уже давно расцвел черный рынок торговых точек, люди перепродавали их друг другу с двойной наценкой и даже больше. В далекой перспективе выгоднее было не ждать своей очереди в администрации, а купить в два раза дороже. И Шерзод согласился. Правда, он договорился на двухмесячную рассрочку.

Все тайное становится явным, и особенно подпольная торговля. Однажды Андрей Григорьев узнал о том, что за его спиной протекает такая бурная экономическая деятельность. Чтобы уничтожить перекупщиков как класс, он распорядился по одному и тому же контейнеру сделки проводить не чаще одного раза в год. Новое решение директора Мытищинской ярмарки как раз совпало со сделкой Турсуновых. Шерзод уже заплатил соседу половину суммы, но в условиях сложившегося форс-мажора документы в администрации рынка ему оформлять отказались. Сосед посмеялся и сказал, что теперь это не его забота — пусть выкручиваются как хотят, но денег он не вернет. Барно тут же вспылила и направилась прямиком к Григорьеву. Один раз она уже там была, теперь ей было не страшно.

— Вы не могли бы нам переоформить контейнер? Мы уже заплатили половину суммы, а нам не хотят оформлять бумаги, ссылаются на ваше распоряжение. Сосед деньги не вернет — сказал, что не его проблемы.

— А сколько заплатили? — спросил Григорьев.

— Да разве это важно? Давайте это останется тайной. — Барно попыталась уйти от этой темы, но Григорьев был непреклонен.

— Сколько заплатили? — повторил он строго.