Однажды ночью в августе

Визит к Андреасу длился немногим более двух минут, поэтому Мария не сомневалась: эта встреча не будет единственной и последней. Она часто думала о том, что на краткий миг ей удалось заглянуть в душу этого оставленного всеми человека. Мария видела, какое облегчение Андреас испытал в ее присутствии: кому-то была настолько небезразлична его судьба, что он пришел в это ужасное место. Мария поняла, что никогда не забудет выражения его глаз.

И хотя решение уже было принято, Мария на мгновение заколебалась, прежде чем ответить.

– Да, – твердо сказала она. – Я бы очень этого хотела.

Николаос безгранично любил свою жену и уважал ее мнение.

– Если ты считаешь, что так будет правильно, – наконец произнес он, – я не буду пытаться тебя переубедить.

– Никос, Андреас Вандулакис никогда не выйдет на свободу, так что на наших отношениях с Софией это никак не отразится. – Мария знала, что больше всего ее муж боялся именно этого: потерять свою дочь.

– Хорошо, Мария. Но в следующий раз я сам отвезу тебя туда и останусь ждать снаружи, чтобы убедиться в твоей безопасности.

– В этом нет необходимости, мой дорогой. У тебя много работы, а я совсем не против поехать туда на автобусе. Но ты мог бы отпроситься с работы на пару часов, чтобы присмотреть за Софией. Тогда мне не нужно будет везти ее к Фотини.

– Хорошо, если ты считаешь, что так будет лучше. Давай обсудим все еще раз ближе к делу.

Но больше обсуждать было нечего. Поведение Марии немного беспокоило Николаоса, однако он не хотел и никогда не пытался мешать проявлениям ее бесконечной доброты. В конце концов, именно за это он и любил ее так сильно.

На протяжении всего пребывания на Спиналонге Марию поддерживала вера в Бога. Ей казалось, что она зажгла в маленькой церкви Святого Пантелеймона больше свечей, чем росло полевых цветов на холме. Она молилась о милосердии как для здоровых, так и для больных. Она молилась за тех, кто был на материке, а также за тех, кто жил на Спиналонге. Она молилась о нуждах всего мира, о чужих и близких ей людях, и даже о тех, кто ей совсем не нравился, – например, о школьной учительнице на Спиналонге, кирии Крусталакис, которая доставила Марии столько неприятностей. Она молилась за души живых и мертвых. Однако она никогда не молилась о прекращении страданий, считая это неотъемлемой частью человеческого существования.

И некоторые из ее молитв были услышаны. Мария считала, что всей ее жизни мало, чтобы отблагодарить Бога за оказанные милости. Когда было найдено лекарство от проказы, Марии не хватило бы всех свечей в мире, чтобы зажечь их в честь Господа, и всего серебра, чтобы сделать для Него тамата[16]. И как она могла выразить свою благодарность Всевышнему, когда наконец вышла замуж за Николаоса Киритсиса? После трагедий прошлых лет его прибытие на остров и любовь к ней представлялись Марии Божественным вмешательством.

Вера Николаоса не была столь же сильна. Он был прагматиком, но даже ему было видно, сколько сил вера придавала Марии. Киритсис уважал убеждения своей жены и не порицал ее поступки, хотя иногда их смысл ускользал от него. Как, например, ее желание помириться с Андреасом.

Милость Господня – вот чем руководствовалась сейчас Мария. Если Христос проповедовал всепрощение, то как она могла отступиться от Его учения сейчас? После всего того, что Господь для нее сделал? Простить Андреаса Вандулакиса на расстоянии – было одно; продемонстрировать ему свое прощение – совсем другое.

Каждый вечер Мария расчесывала свои волосы ровно пятьдесят раз – эту привычку она усвоила еще в раннем детстве. Сейчас, ведя счет взмахам расчески, Мария представила мрачную камеру, в которой предстояло провести эту ночь Андреасу. Как можно спать шестерым в комнате, рассчитанной на троих? Хватало ли там кроватей? Можно ли было ночью выпить воды, если кого-то вдруг замучила жажда? Но какие бы мрачные картины ни рисовало ее воображение, было ясно, что в действительности все гораздо хуже.

Придать смысл своему состраданию Мария могла единственным способом – продемонстрировать его при личной встрече. Милость Господня по отношению к ней проявилась вполне осязаемым образом – в виде лекарства от неизлечимой болезни и в лице замечательного человека, который сейчас спал рядом с ней.

Мария начала считать дни до своего следующего визита к Андреасу.

Глава 10

Время для Манолиса стало пролетать незаметно: днем он работал в поте лица, а по ночам веселился с друзьями. Теперь он зарабатывал больше, чем ему нужно было на жизнь, а поэтому Агати за скромную доплату переселила его в апартаменты попросторнее. В новой комнате были высокие потолки и балкон с видом на главную улицу Пирея. Теперь Манолиса будили первые лучи солнца, льющиеся в окно, и грохот первого трамвая. На Крите его будильником были козы или певчие пташки, но эти звуки, казалось, принадлежали к какой-то прошлой жизни, и Манолис впервые осознал, что превратился в городского жителя. Пирей стал ему домом.